Архив Шульца

– Ну что ж, если я возьму вас на работу, то вы по крайней мере можете не опасаться религиозных притеснений. Я тоже еврей.

После этого он заговорил быстро:

– Машина есть?

– Да.

– Через сколько минут можете приехать в Хантингтон Бич?

– Минут через двадцать.

– Семья есть?

– Да. Жена и двое детей.

– Берите их с собой. Записывайте адрес. Меня зовут Эл Шайн.

Крохотное архитектурное бюро Эла Шайна состояло из Эла Шайна и жены-китаянки по имени Пинг.

– Им следовало бы назвать свое бюро “Пинг-Поц”, – шепнула Алла.

– Похожа моя жена на еврейку? – кричал возбужденный Эл.

– Не очень.

– Вот! А между тем она стопроцентная еврейка. Вот уже пять лет. Приняла иудаизм, когда вышла за меня замуж. Женщинам, слава Богу, не надо делать обрезания. Ну, показывайте ваши работы.

– Эл, – сказал Шуша, – передо мной стоит сложная задача: убедить вас, что я замечательный архитектор, не показав вам ни одной работы. Все они отправлены дипломатической почтой в Израиль, но до нас еще не дошли.

– Ага! – воскликнул Эл, потирая руки. – Посмотрим, посмотрим, как вы выкрутитесь.

После страстного монолога Шуши об архитектуре и показа трех случайно оказавшихся в чемодане фотографий Эл сказал:

– Допустим, что вы меня убедили. Сколько вы хотите денег?

– Не знаю, – честно ответил Шуша.

– Хорошо, назовите сумму, который бы вам хватило, чтобы заплатить по всем счетам за неделю. Можете посоветоваться с женой.

Эл протянул им листок бумаги, и они начали записывать расходы – страховку на машину, бензин, квартиру, еду и одежду. Получилось четыреста долларов.

– Это больше, чем я рассчитывал платить начинающему архитектору, – сказал Эл. – Я допускаю, что там, у себя, вы были не начинающим, а суперзвездой, но здесь это не имеет никакого значения.

Он задумался.

– Ладно. Мы, евреи, должны помогать друг другу. Это будет моя мицва. Вы знаете, что такое мицва?

Шуша уже было собрался честно сказать “нет”, но вмешалась Алла:

– Еврейская благотворительность. Кто этого не знает!

– Молодцы. Теперь я вижу, что вы настоящие евреи. Да, это будет моя мицва. Позвоните мне через три дня.

По дороге домой они заехали в “Макдоналдс” и отпраздновали событие, сожрав, к восторгу детей, по целому биг-маку.

Через три дня Шуша позвонил Элу, и тот сухо сообщил, что решил взять другого архитектора…

Шуша открывает глаза. Перед ним люди в шлемах сражаются из-за продолговатого предмета. Это висящий над ним телевизор, по которому передают американский футбол. Слева висит капельница. От нее тонкий прозрачный шланг тянется к его вене. Где он? Шуша пытается привстать, но резкая боль в паху заставляет его лечь. Ему сделали обрезание? Как это получилось? Он же не хотел…

– Помните, – сказал ему на следующее утро доктор Ашер, – вы перенесли тяжелую операцию. Если начнется кровотечение, операцию придется повторить. Никакого секса в течение трех недель. Никаких мыслей о сексе – это может вызвать прилив крови. Тут мы вам немного поможем. Вы будете пить вот эти таблетки, они резко понизят ваш интерес к сексу, правда, иногда они вызывают головную боль.

Это была не просто головная боль, а настоящая американская супер-экстра-мега головная боль – тяжелая, невыносимая, со стуком в висках. Промучившись три дня, он решил перестать пить эти таблетки – какие там мысли о сексе в таком состоянии!

Это было ошибкой. Как-то поздно вечером он неосторожно включил телевизор и наткнулся на интимную сцену. И мгновенно – принизывающая боль.

Fuck!

Нет, уж лучше пусть болит голова.

В газете “Лос-Анджелес Таймс” Шуше попалась статья, что в свободной Америке сексом занимаются в среднем в два раза реже, чем в католической Италии, хотя говорят о нем в два раза больше. Может быть, именно поэтому американца с утра до вечера бомбардируют изображениями женской груди и ягодиц. Они подстерегают его везде – в журналах, в кино, по телевизору, на шоссе, в магазине. В Риме тоже можно было увидеть рекламу, построенную на сексе, но, во-первых, ее было меньше, а во-вторых, там всегда присутствовала недоговоренность, тайна, что делало ее более действенной. Здесь же всё в лоб. Безукоризненно освещенные безукоризненной формы груди и ягодицы подавались вам без всякой игры и тайны, примерно как ванильное мороженое. Первое время он не обращал на них внимания – слишком примитивно и слишком много было других проблем. Сейчас же, когда ему все время говорят “только не думай о сексе”, ясно, что ни о чем другом думать невозможно, теперь и примитивная реклама стала действовать. Но каждая секунда приятного возбуждения от вида свежей, хорошо освещенной плоти мгновенно превращалась в мучительную боль.

Fuck!

Возбуждение мгновенно пропадало, но через минуту все повторялось. Следующие два дня были как на качелях. Боль в одном месте – таблетка. Боль в другом – выбрасываем эту таблетку и пьем обезболивающее. Телевизор – выбрасываем обезболивающее, опять пьем первую таблетку! Эти евреи превратили его во что-то вроде царя Мидаса.

Через неделю Шуша выбросил таблетки и сказал Алле:

– Если мы не займемся сегодня сексом, я взорвусь.

– А если швы разойдутся?

– Вызовем скорую.