Архив Смагина

Понятная картина, знакомая, не раз описанная в приватных беседах. Но сил, терпения, нервов выкрутиться нет. Резервы? Дом, малость валюты, кое-какое золотишко, автомобиль, офис… Мало, не хватает. Можно запустить поступившие деньги. Какая разница, какого они происхождения? На счету – значит, мои. Их тоже мизер, для прорыва – крайне недостаточно, но на безрыбье… И эти письма? Купи козу – выгони козу… Положение тяжёлое, но без них, этих писем, было бы всё же легче. Странно устроен человек. Легче? Что же правит миром? Иллюзия?

Постоянный туман в голове никак не позволял выстроить хоть какую-то – слабенькую, тоненькую, но рациональную линию. Причём здесь клад и неизвестные ему умершие люди? И тем более – деньги? Ну, хотят уничтожить в чистую, окончательно. Можно было сделать намного проще, зачем так усложнять. А что касается уничтожения полного, физического то есть, так здесь вообще проблем нет. Нет? Мурашки по коже. Это реально, это несложно – не такая Виктор Фабрикант фигура, чтобы кто-то с ним цацкался. То есть, им не нужен бизнес, им не нужна моя жизнь… Что тогда им нужно? И кто такие – «они»?

Хлебнуть? Нет, пока не надо. Хотя немножко – можно. Виктор приложился к бутылке, поставил. Посмотрел на неё, как на врага. Сколько эта гадость людей сгубила… А коньяк ли, водка их сгубили? Может, все же слабость, страх, отсутствие жизненного стержня и содержания? Какого к чёрту стержня! Ещё недавно Виктор мог любого – через колено. А раньше – тогда? Сложная гимнастика, бег по просеке, научное питание, не детское увлечение философией, железные нервы, благие намерения… И что имеем теперь? Имеем то, что имеем. Спрятаться? Куда? И от кого? Надо хотя бы опасность видеть, знать, с какой стороны ветер дует.

Вот так, по пьянке, ушёл из жизни одноклассник, Васька. Как там его по фамилии… Якименко. Что-то там и писал, и рисовал, на гитаре играл, бился головой о стену, доказывал всему миру, что он не верблюд, и весь мир ему пассивно и снисходительно верил… Запил и сгорел. Как-то объявился, попросил денег то ли на сборник стихов, то ли на книжку рассказов. Дал. А что толку? Увял на глазах. Похоронили. Кто-то помнит? Никто. А ведь полгода прошло! Полгода. Если только близкие. А были они у него? А у тебя? Родители умерли, жёны сбежали, партнёр, и тот погиб. Одноклассник Васька шагнул в темноту и исчез. И похороны те были какие-то убогие, неискренние. Словно все приглашённые уже много лет назад знали о таком печальном итоге и пришли просто удостовериться в справедливости своих прогнозов, отметиться в качестве участников скорбного события, да обменяться новостями. И в конце…

Стояли возле могилы, тянули горькую рюмку, снежок падал – декабрь вроде, перебрасывались банальностями, неумело крестились, кто-то выдавил из себя «земля ему прахом», никто не поправил – какая тут разница… И так все это выглядело жалко, печально. Что же было в конце? Распорядитель от местных, кладбищенских ляпнул что-то окончательное, печальное и замысловатое… Надо вспомнить… Надо вспомнить!

10 Морское танго

Волошин, провожая Смагина до калитки, продолжал беседу:

– Да, газетчики окрестили этот случай тропическим феноменом, но серьёзный читатель этот рассказ на веру не принял. А когда все подтвердилось, такое началось… И при царском дворе тоже нашлись угодники. Ну, чем наши места хуже тропического острова?

Смагин слегка замялся в нерешительности, но нашёлся:

– Ничем, полагаю. И все же здесь – не остров.

– Ваша правда, ваша правда.

– Благодарю вас душевно, большое спасибо, – слегка раскланялся Смагин.

– Чем смог, – с лёгким поклоном ответил певец крымского края.

Сеулин терпеливо ждал Смагина неподалёку от дома.

– Долгий был разговор, – с пониманием сказал он, подойдя к Смагину.

– С такими людьми коротко нельзя. Это наше достояние.

Сеулин немного растерялся, не поняв сказанное.

– Достояние страны нашей, – пояснил Смагин, задумался и добавил: – Только осторожно с ними надо, бережно. На вершинах они живут, на голубых. А мы – на земле.

Сеулин впал в некоторое замешательство, однако понимающе кивнул. Смагин поправил гимнастёрку и принял серьёзный вид.

– Вот что, Миша. Я с тобой некоторыми соображениями поделюсь. А потом решим: кому в Феодосию, в архив, а кому на биологическую станцию, к учёным. Здесь недалеко. Сдаётся мне, некоторые важные телеграммы надо отправить. Да с местной милицией необходимо пообщаться основательно, со старожилами. Тесно пообщаться. И – что у тебя?

– Утопленник.

– Из местных?

– Нет. Но вроде и не из приезжих, из интеллигенции, то есть.