Архив Смагина

Смагин прекрасно понимал, что зёрна представляют и серьёзный научный интерес, и, возможно, космическую тайну, и вполне земную опасность. Казалось бы, с учётом этих обстоятельств в первую очередь надо было подумать о заказе и изготовлении специальных контейнеров для хранения и транспортировки камушков, взрывозащищенности, температурном режиме и прочем. Всё это было понятно. И можно было бы действовать по типовой процедуре, если бы знать, с чем имеешь дело. А если не знать? Плавиковая кислота растворяет стекло, но надёжно хранится в стальной ёмкости. Серная кислота разъедает металл, однако стеклянная бутыль для неё, как кувшин для джина. Ртуть нормально «ведёт себя» при невысокой температуре, но стоит её нагреть, и начинается процесс ядовитого испарения. Начальник УРР, не утруждая себя особо мучительными размышлениями, сложил зёрна в маленькую деревянную шкатулку, историю появления которой он уже не помнил.

Шкатулка с драгоценным содержимым хранилась в личном сейфе Смагина. Вот такое было принято временное, но вполне командирское решение. Всё это время Смагин к ним не прикасался, даже не заглядывал в сейф. Мысли его посещали всякие. Но пока лишь одно предположение он взял за основу: при определённом стечение обстоятельств они рождают удивительные картины. Этими обстоятельствами может стать воздействие токов высокой частоты. Возникающие видения – как кино, но иногда они имеют звуковое сопровождение. Последний момент его крайне смущал и даже тревожил. Почему тревожил, он даже сам себе не мог объяснить. Возможно, это было связано со стереотипами восприятия информации. Мираж – дело, вроде, понятное, для некоторых даже привычное. А вот звуковой «мираж» – как тут быть? Звуковые галлюцинации – это одно, а вот реальные материальные звуки – это другое.

Семёну Давидовичу Кирлиану были созданы все необходимые рабочие условия. Планировалось подвергнуть зёрна воздействию в различных режимах, результаты исследования зафиксировать фотопластинами различной чувствительности. Естественно, была подготовлена и фототехника.

В подвальном помещении горел свет. Кирлиан возился возле своей установки, приветливо кивнул, когда в лабораторию вошли Смагин и Сеулин, и опять углубился в настройки. Смагин держал в руке деревянную шкатулку и ждал команды изобретателя. Семён Давидович обернулся и, не говоря ни слова, протянул руку.

Смагин открыл шкатулку – зёрна на месте. Он поймал себя на мысли, что, если бы картина оказалась иной, сильно не удивился. В нём поселилось странное полумистическое чувство: зёрна тревожили и даже пугали его. Когда он открыл сейф и достал шкатулку, какая-то неведомая сила сковала его сознание и движения – он так и не смог проверить её содержимое, что было и неправильным, и непонятным. Начальник УРР взял одно зерно и опять отметил – тёплое. Протянул его Кирлиану. Изобретатель взял зерно и стал пристраивать в аппарат. «Где почва, где почва… Где произрастали эти зёрна? Какой ветер, какая буря занесла их к нам?» – шептал он. Проделал последние манипуляции и громко сказал:

– Этап первый. Работаем при свете! Экраны установлены! – негромко сказал он, ещё раз наклонился над аппаратом, окинул его взглядом и, глядя на Смагина спросил: – Можно начинать?

– Прошу вас, Семён Давидович, – сказал Смагин.

Семён Давидович Кирлиан поправил закреплённые на затылке светлой тесёмкой очки и включил прибор. Сеулин подошёл к закреплённому на треноге фотоаппарату.

Ничего не изменилось. Лишь обозначилось и затем заполнило всё помещение слабое гуденье. На мгновенье Смагину показалось, что в слабо освещённом углу подвала что-то шевельнулось. Он пригляделся – нет, показалось. Гуденье усилилось. Сеулин глянул под ноги: ему показалось, что пол вибрирует.

Позднее Смагин сформулировал своё первое ощущение и ввёл во все последующие описания образ «воздух загустел». Но в это мгновенье он не думал – стоял и смотрел. Из сгустков воздуха сформировалась за несколько секунд расплывчатая и поначалу непонятная объёмная картина. «Настроилась резкость», и, казалось бы, появилась возможность уделить внимание и возникшему объёмному изображению, и его деталям. Но только казалось… Чужой, не подлежащий описанию, в лучшем случае – подающий надежду на понимание мир предстал перед участниками эксперимента.

Смагин воспринимал видение интуитивно, не разумом. Это была жизнь, другая – но жизнь. Сложные фигуры, удивительные цвета… Что это? Биологические образования? Машины, созданные иной технической эволюцией? На мгновенье Смагин увидел экзотическое растение, оно медленно развернулось и превратилось в чёткую геометрическую фигуру, названия которой Смагин не знал, да и не мог знать.

Может, это обилие цветов и форм – кодовое послание, подумал Смагин. И тут же усомнился в своём предположении. Вряд ли! Вряд ли иной разум будет искать такие сложные пути – камушки, лаборатория, токи высокой частоты…

Геометрическая фигура расплылась, размазалась по воображаемой плоскости, по ней пробежали разноцветные волны, мгновенье – и огромный цветной лоскут обернулся