– Баратынка тут везде, – усмехнулся Алексей, – петляет, как змея, по району, дважды через Калачан протекает, Ревзино цепляет… До моста через Баратынку – километра четыре.
– Телячью балку проходим, – подал голос сержант Васюков. – Гадом буду, это она, товарищи офицеры. Здесь у товарища Станового резервная база находилась – в ста метрах от лесной дороги. Оборудовал лагерь для личного состава на случай отхода из Хвалыни, узел связи и запасной командный пункт. Грамотно расположил – вроде и дорога рядом, но никакая техника не пролезет, достаточно пары мин, чтобы заблокировать любой карательный отряд…
– Вы про майора Станового, сержант? – спросил Алексей.
– Он самый, – охотно отозвался Васюков. – Из окружения выходил летом сорок первого, да завяз в здешних болотах с остатками своего батальона. Штыков сорок у него осталось. Затаился, немцы мимо прошли. Добыл у фрицев рацию, связался с нашими – получил «добро» возглавить местное партизанское движение. Потянулся к нему народ – окруженцы, местные штатские… Хорошо он тут за два года покуролесил, натерпелись от него фашисты. Дважды немцы его окружали, разбивали отряд. Люди рассеивались, потом опять сходились. Неуловимым считался товарищ Становой. Несколько тайных баз имел в окрестных лесах. Пару месяцев назад покинул район, ушел со своими партизанами за линию фронта по приказу командования. Помните, товарищ капитан, наша рота принимала у них оставленное хозяйство, прочесывали базовые лагеря на предмет дезертиров и мародеров?
– Я и днем-то местность не узнаю, Васюков, – проворчал Маргелов. – Уверен, что это здесь?
– Так вот же она, Телячья балка, – лощина за опушкой тянется…
– Ладно, дорогой товарищ из контрразведки, – вздохнул Маргелов, – хочешь – иди своей дорогой, хочешь – оставайся с нами. Не выдержать моим доходягам этот ночной переход…
Алексей сдался – ладно. Не расстреляют, в конце концов. За что? С заданием справился, радист нейтрализован.
Маленький отряд ушел с дороги, углубился в лес. Лучики света прыгали по залежам сухого валежника, по старым деревьям с бугристой корой. Овраг оказался глубоким – сначала спускались здоровые, помогали раненым. Карабкались наверх, снова погружались в лес. Чаща расступилась метров через семьдесят. Возникла заброшенная партизанская база. В темноте выделялись дозорные гнезда на деревьях – с них еще свисали веревочные лестницы. Извилистые траншеи на границах лагеря, полузасыпанные землянки, кустарное подобие блиндажа. Несколько сараюшек, жмущихся к покатому холму, пятачок для построения личного состава, вымощенный бревенчатым настилом. Под деревьями – примитивные лавочки для курения, рукомойники, открытая печь. Красноармейцы неприкаянно блуждали по базе, кто-то падал в траву.
– Занять две центральные землянки, – скомандовал Маргелов. – Аннушкин, выставить посты, назначить смену. Васюков, проследить, чтобы перевязали раненых. Всем спать, подъем в пять утра.
– А как насчет спирто-водочной смеси, товарищ капитан? – пошутил кто-то. – Будут выдавать на сон грядущий?
– Дюлей вам выдадут на сон грядущий, – отрезал капитан. – Самым остроумным, разумеется…
Солдаты разбрелись по землянкам. Алексей потащился к крайней, ее замшелый накат выделялся неподалеку от подножия холма. С одной стороны завалился полупустой дровяник, с другой – землянку подпирал перекошенный сарай. У входа валялись заросшие грязью доски, ржавые ведра, в одном еще поблескивала вода, покрытая зеленью. Земляные ступени уперлись в скособоченную, срубленную из горбыля дверь. Конструкция рассохлась, не входила в створ. Внутри прибежище героических партизан выглядело еще плачевнее. Труба в потолке – буржуйка под ней фактически развалилась. Стены осыпались, а вот нары, сбитые из досок, стояли, как стальные. От мешковины несло гнильцой, но капитану было плевать. Он свернулся в позе зародыша, пристроил автомат между колен. Холод пока не ощущался, и он спешил уснуть, пока не замерз. В соседних землянках шумели солдаты. Ругался сержант Васюков, очень кстати обнаруживший нехватку медикаментов и перевязочных материалов, стучали ведра, лилась тухлая дождевая вода. Кто-то ворчал: ты еще портки свои дырявые сними – в баню, блин, пришел. «Они не дырявые, они заштопанные», – отшучивался боец. Сон пришел, как всегда, без оповещения…