Нет, сейчас не время думать об этом. Как-нибудь потом. Сейчас надо слушать, что этот молокосос – или кто там управляет им в реальности – будет вещать всем этим террористам, прячущимся в Игре за древнееврейскими персонажами с библейскими именами.
Интересно, они хоть знакомы друг с другом в реальной жизни? Мой персонаж скорее всего знает, кто тут из них Мирослава. Ведь они действовали в реальности сообща.
Кто они все вообще такие? До сих пор я знал о действиях только троих. Может быть, эти трое – обезглавленный мною тип, Мирослава и ночной охранник – были московской ячейкой? Тогда еще по две троицы – это ячейки Парижа и Рима. В самом деле, почему бы им не действовать по одной и той же схеме в каждом городе? А главарь их, этот Учитель, тогда получается десятым…
Всё сходится.
– Близок час, братья и сестры, – говорит мальчик, воткнув распятие в землю перед собой, – когда дьявольскому наваждению будет положен конец.
Все внимательно смотрят на него, ловя каждое слово.
– Как вам всем хорошо известно, – торжественно продолжает он, – на истребление дьявольского мира до сего самого дня не было Божьей воли. Ибо исчадие ада, именуемое «Архивариусом», непременно будет запущен богопротивными учеными в будущем – иначе бы он не работал до сих пор, – а это означает, что никакие планы по истреблению наваждения не увенчались бы успехом. Воистину какой смысл пытаться отправить грешников Ремотуса и Земли в геенну огненную, если доподлинно известно, что они уцелеют и запустят свое дьявольское изобретение в прошлое? Однако сегодня – как только состоится повторный запуск «Архивариуса» – Господь говорит нам: идите, дети Мои, и исполните волю Мою!
Интересно, а что, если перебить их всех прямо тут?
Нет. Наверняка принцип работы киберприставки такой же, как у нейрошлема. Ничто не сможет вызвать смерть реального человека. Виртуальные персонажи будут истекать здесь кровью, а террористы в это время спокойно отправятся к своей бомбе.
– Вы все хорошо потрудились во славу Господа, – говорит мальчик. – И сейчас, братья и сестры, я назову вам адрес, где мы впервые за всё это время соберемся вместе во плоти. Там мы вознесем последнюю нашу молитву. И оттуда всепоглощающий огонь да истребит нечестивцев по всему миру!
Он называет улицу, дом и квартиру. Самый обычный жилой небоскреб в Восточном квартале Рима.
– А теперь, – продолжает он, – преклоним напоследок колени наши перед Господом.
Все встают на колени перед распятием, торчащим из земли. Я следую их примеру.
– Отче наш, сущий на Небесах! – говорит мальчик, склонив голову. – Да святится имя Твое! Да приидет Царствие Твое! Да будет воля Твоя и на земле, как на Небе…
Когда «Отче наш» в исполнении писклявого голоса заканчивается, я поднимаю голову.
Никого рядом нет.
Они отключились уже все, что ли?
В случае с нейрошлемом, если отключаешься, то твой андроид по-прежнему остается там, где был. И чтобы не бросать его прямо на дороге, приходится сначала добираться до ближайшего атомного синтезатора. А с киберприставкой, видать, не так…
Раз всё кругом – лишь созданная компьютерами иллюзия, то почему бы в самом деле виртуальному персонажу просто взять и не исчезнуть?
Ну, окей. Тогда я тоже отключаюсь.
Э-э-э. А как это тут делается? В нейрошлеме ты мысленно произносишь кодовую фразу «конец сеанса связи с андроидом». И всё. Можешь снимать шлем.
– Конец сеанса связи с персонажем! – произношу я в уме.
Ничего не происходит.
– Конец сеанса связи с Игрой!
Опять ничего. Твою мать…
– Конец сеанса связи с кибер-Симоном!
Ну, попробовать стоило. Конечно же, опять ничего.
Я перебираю, наверно, сотню мыслимых и немыслимых вариантов и комбинаций. Трачу на это уйму драгоценнейшего времени. И всё без толку.
Да… В такой глупой ситуации я еще никогда не оказывался. Неужели я застрял тут? А что, если таков и был их коварный план? Заманить меня сюда, понимая, что я не сумею выбраться. То-то я подозрительно легко сумел попасть к ним и всё подслушать.
Может, спросить здесь у кого-нибудь, как выходят из Игры?
Но даже вдалеке никого не видать. Такси тут, в 11 веке, не вызовешь. Пока я дойду до людей, террористы уже устроят всем свой всепоглощающий огонь.
Остается самоубийство…
Если умру в Игре, то точно выйду из нее. Иначе быть не может. Ведь иначе люди бы тысячами застревали в ней! Такой механизм по крайней мере предусмотрен разработчиками в нейрошлемах.
Прыгнуть, что ли, с той горы головой на камни? Но могу не насмерть разбиться, и тогда будет только хуже.
Думай, Ингви, думай. Время уходит.
Утопиться в Иордане?..
А это идея!
Я бегу к тому самому дереву, возле которого мальчик заходил в воду и возле которого – вернее, возле реального прототипа которого – я, помнится, уже умирал однажды.