Архивы Страшного суда

И что могло скрасить эту унылую череду? Тотализатор? Скачки? Но полевой сезон был таким неудачным, дожди держали их в палатках неделями, из летнего заработка едва ли удалось бы вырезать сотни две — на это не разыграешься. Поездки с приятелями на рыбалку? Дергать скорую на обмороки плотву и замороченных окушков с палец длиной? Это после судака, жереха, тайменя? Сандуновские бани? Тоже стали рутиной. От одних разговоров про хоккей хочется иногда обдать кипятком всю компанию.

Вырваться снова в Таллин, в командировку?

Но нет — с тем приключением было покончено. Он писал ей несколько раз, письма были очень хорошие, он знал это, даже гордился слегка, и не откликнуться на них ни строчкой могла только какая-нибудь вертихвостка-динамистка — пустая душа. Да-да, любительница риска, дешевых эффектов, игр в опасность и загадочность. В Таллин тоже ехать не хотелось.

Дохлебывая компот из стакана, вошел отец. Новые шлепанцы его прилипали к потным ступням и затем, отклеиваясь, щелкали по полу при каждом шаге. Он оглядел грибные россыпи на столе, фыркнул:

— В наше время, кроме белых, мы и в руки ничего не брали… А это что? Неужто и за такой фитюлькой нагибался? Живот-то куда убирал при этом?… Чайник ты ставил? Вскипел? Значит, ударим теперь по чайку. А сколько раз я просил, чтобы ручку не роняли, чтобы оставляли торчком. Ведь раскаляется — не ухватить.

Рядом с газовой плитой висели специальные фетровые хваталки с пестрой вышивкой, но отец к «этим сальным тряпкам» не притрагивался, предпочитал пускать в дело подол рубашки. Однажды был случай — он вышел голый по пояс, застыл в растерянности перед вскипевшим чайником, потом ушел к себе, вернулся в накинутом пиджаке и с торжествующим видом обернул горячую ручку приспущенным рукавом. Использованную заварку он хранил в стеклянных банках («А вот вскочит чирей — тогда попросите!») до тех пор, пока пушистые клумбы плесени не покрывали ее целиком.

«Почему я, именно я, должен быть самым терпимым, понимающим, снисходительным? — Павлик осторожно стягивал с масленка нежный коричневый скальп с торчащей там и сям лесной трухой. — Почему я должен помнить, кто с кем не разговаривает эту неделю, к кому мы обещали пойти на свадьбу дочери (невесту видели один раз в жизни — еще с соской во рту), почему именно в мои обязанности входит отсиживать на родительских собраниях в школе, почему все перегоревшие лампы, оборвавшиеся вешалки, испорченные кофемолки, залипшие утюги месяцами могут дожидаться моего возвращения? Почему я должен ходить на цыпочках, уступать очередь в душ, выключать телевизор в одиннадцать? Почему в сорок лет я все еще Павлик — не Павел, не Никифорович, даже не Паша?»

В коридоре зазвонил телефон.

— Да, — сказала жена. — А кто его просит?… Ну если вы знакомы по службе, то должны знать его отчество. Ах не по службе?!. По ипподрому?… Но что же такого важного и срочного может происходить сейчас на ипподроме? Лошади искусали жокеев? Зрители помчались наперегонки? Кто-нибудь выиграл миллион?

Видимо, с терпимостью на его лице не все было ладно, когда он выскочил в коридор, — она поспешно протянула трубку, передала ее на вытянутой руке, как тикающую бомбу, и сразу скользнула к себе.

— Да?

— Павлик?

— Да-да, это я…

— Извини, что так вторглась… Ничего? Корабль семейной жизни дал легкий крен?…

— Откуда ты звонишь?

— Я в Москве… Конференция анестезиологов… Только сегодня приехала.

— Я тоже… То есть всего неделю как вернулся…

— Спасибо тебе за письма. Два пришли так вовремя — как раз в те дни, когда я совсем кончалась…

— Где ты сейчас?

— Я очень хотела тебя повидать, но тут всякие сложности…

— Я тоже очень. Где ты?

— Я, кажется, опять с этими… со всезнайками… Ну ты понимаешь… Никак не думала, что и в Москве тоже. Расслабилась, стала беспечной, а они тут как тут…

— У меня как раз сегодня вечер свободный…

— Хорошо, что я тебя застала напоследок… Может, потом и не удастся. Но ты не думай, не бойся — я из автомата звоню.

— Ты вот что… Ты успокойся… Возьми себя в руки… Может быть, это только фантазии?

— Я ничего… Я нормально…

— По голосу слышу, как «нормально». Не бойся, слышишь? Только скажи, где ты, и ничего не бойся.

— Ты же знаешь, у меня есть опыт, но тут как-то все не так оборачивается.

— Все будет нормально. У тебя опыт — ого-го! Ты профессор исчезательных наук. Справлялась ведь раньше, не первый раз. Только скажи, где ты сейчас?

— Ну хорошо…

— Да?

— Глупо мы это делаем…

— Давай-давай.

— Ты приезжай в гостиницу «Киевская»… Не «Украина» — это огромная, шикарная, — а та здесь же, но гораздо меньше…

— Учи-учи урожденного москвича.

— И поднимись в ресторан.

— Так.

— Ну закажи себе чего-нибудь. Если можно будет, я к тебе подойду.

— Договорились.

— Только сам меня не ищи. И головой не верти. Если я подойду, то буду холодная-холодная… Как незнакомая… Спрошу, свободно ли место…

— Будет свободно. Я доберусь через полчаса. Самое большее — через сорок минут. Держись.

Скинуть грибное затрапезье — полминуты.

Рубашка в розовую полоску, к ней брюки светло-коричневые (говорят, смотрится), сандалии тоже в цвет — еще две минуты.

Брился с утра — сойдет.