Архивы Страшного суда

— Но именно вот если взять их идеализм и обернуть его лучшей стороной, то много полезного можно получить даже от их несмышлености. Вот если мы дадим Лейде Игнатьевне последний шанс, отправим ее в Европу, куда ей по неопытности так хочется, если встретится она вплотную с этими людьми, то что ж думаете — не придет в ужас? не увидит, что все эти умберты из себя представляют? Что все они — бездушные бандиты и убийцы, для которых есть только две вещи на свете: власть и деньги, деньги и власть. Да именно за разрушенные свои мечты и идеалы она сама захочет отомстить им, сама захочет нам помогать. А чтобы не поддалась соблазнам, не сбилась с пути, семья ее, конечно, здесь остается. И товарищи тогда со мной согласились. Решено, значит, дать вам еще один шанс.

— Нет, — сказала Лейда. — Я не хочу. Без семьи никуда не поеду.

— Да почему? Вот вы в Москву в командировку без семьи приехали. Так и там то же самое: командировка. Поработаете в свое удовольствие, поездите по Италии, осмотритесь, познакомитесь с людьми, а вернетесь — расскажете нам о своих впечатлениях. Нам все теперь про этого Умберто интересно. Может, хоть фотографию его привезете. А то даже не знаем, как он выглядит.

— Нет, это все не по мне. На такие задания специальные люди нужны. Тренированные. А у меня зубы будут стучать и язык заплетаться от страха. На второй же день им все про меня будет ясно.

— Как нам голову морочить — вы не боялись. А как помочь родине нужно — «ах, не могу, ах, спужалась».

— У вас, я знаю, гуманный подход, забота о человеке. А там, сами говорите, — закон джунглей. Мафия, «Красные бригады». Они церемониться не станут. Чуть что — взорвут, застрелят, собьют автомобилем — и концы в воду. Или как я в кино видела: в цементную балку замуруют. Стой потом, подпирай какой-нибудь мост или небоскреб.

— Ты послушай только, Мышеедов, как складно объясняет. С какими примерами. И в глаза посмотри — честность и сияние. А на самом деле перевести это надо так: «Не буду я на вас, душегубов, работать, не дождетесь».

— Так точно, товарищ подполковник. Строгость с ними необходима.

— А я вот, знаешь, иногда так устаю от их глупости, что думаю: а что если всем нам взять и уйти на месяц в отпуск? Всей организации, со всеми республиканскими и областными отделениями. Не то чтобы забастовка, а по-настоящему отдохнуть: порыбачить, позагорать, с детьми в лесу погулять, успокоить нервишки. И заодно посмотреть, как они все без нас будут обходиться. И они чтобы тоже убедились: как запахнет паленым из всех углов, когда нас не будет, какое самоедство у них начнется.

— Но ведь я почти то же самое говорю, — сказала Лейда. — Нельзя таких необученных вроде меня на такую ответственную и нужную работу.

— Опасность была бы, если б мы вас действительно засылали со спецзаданием. Втираться к ним, пролезать в организацию. Но с вами-то все не так. У вас все для нас как по заказу складывается. Они сами вас зовут, работу в своем Фонде предлагают. Это ж как выиграть в лотерею — один билетик из тысячи. Нельзя пропустить такой шанс. И все ваши темные махинации, все преступное непослушание и изворачивание — все мы вам простим за такую работу. А дел-то всего: раз в два месяца заходить в один китайский ресторан и вместе с чаевыми отдавать официанту микропленочку. Или даже записочку. А он, как у них положено, будет вам подавать «печенья судьбы» с запеченными в них вопросами и заданиями.

— Да у меня это печенье в горле застрянет.

— Нет, вы не понимаете, Лейда Игнатьевна. Мы ведь не упрашивать вас сюда привезли. Это вас квартира, видимо, с толку сбивает, книги по стенам, подушка с вышивкой. Не такое у вас сейчас положение, чтобы говорить: «не хочу». Тут выбор простой: либо в Италию на год, либо в Мордовию — на пять. А в мордовских лагерях — ох тоска для культурного человека. Да что я вам говорю. Сами небось в книжках запрещенных читали, все про эти места знаете.

По лилово-черному экрану окна поползли очередные красно-белые блестки, и далекое гудение полилось в наступившую в комнате тишину. Подполковник Ярищев обмахивался журналом и глядел в потолок. Бронзовые эполеты Лермонтова слепили глаза.

— Из Мордовии все же возвращаются, — тихо сказала Лейда. — И там не нужно будет дрожать с утра до вечера. Или принимать решения. Мне все время, каждый день нужно что-то решать, решать, делать выбор. Нет больше сил.

— Ну что ж, как знаете, как знаете, — сказал подполковник, наматывая чуб на палец. Голос его звучал тускло и равнодушно. — Уговаривать вас — тоже у нас времени нет. И так уже дотемна просидели.

— Нужны ведь, кажется, какие-то формальности? Мне должны сказать, в чем меня обвиняют, предъявить какие-то бумаги?

— За этим дело не станет. Лейтенант, ордер на арест у тебя? Давай его сюда. А сам позвони из прихожей, вызови машину.

Лейтенант Мышеедов, забыв убрать с лица маску приветливой и вдумчивой озабоченности, передал ему бумагу, вышел.

«Вот и все, — подумала Лейда. — Вот наша птичка и долеталась».