— есть ли адвокаты, готовые уже сейчас взять на себя защиту? ведение дела?
— где можно ознакомиться с основным Сводом законов?
— так как выяснилось, что Суд будет осуществляться людьми, есть ли какие-то возможности отвода присяжных?
— будут ли возможны апелляции?
— каковы шансы на отмену приговора из-за процессуальных нарушений?
Хотя поначалу все это служило лишь темой анекдотов, напор интересующихся нарастал так заметно, что на сегодняшний день уже три крупные юридические фирмы открыли отделы консультаций по проблемам Страшного суда. Более того, один профессор юриспруденции в иезуитском колледже объявил курс «Юридические аспекты Библии», на который сразу записалось около двухсот студентов.
К сенсационному результату пришло наше Бюро, исследующее темпы роста различных фирм и размеры прибыли на вложенный капитал. Выяснилось, что за истекший год и по тому и по другому показателю на первое место вышла не какая-нибудь нефтяная компания, не сеть ресторанов, не компьютерный гигант, а религиозная секта «Подзащитных Христовых», недавно обосновавшаяся в США. Хотя эта организация не выпускает акций, не сообщает о своих финансовых делах, не публикует отчетов, оказалось нетрудным подсчитать число паломников, прошедших процедуру «сдачи дела жизни» в Архив как в самой штаб-квартире в Нью-Хемпшире, так и во всех тридцати четырех филиалах, открытых сейчас в других штатах. От ста до ста двадцати тысяч человек пожелали заплатить по три-четыре тысячи долларов за то, чтобы дело их было представлено на Страшный суд одним из первых. Таким образом, доход Архива (с учетом всех вспомогательных служб — мотелей, ресторанов, печатных изданий) был близким к полумиллиарду долларов, а расходы не могли превысить одной трети этой суммы. Итого, за год триста процентов от вложенного капитала.
Налоговое управление сейчас начинает внимательно изучать дела Архива, изыскивая возможность отрезать свой кусок от этого пышно растущего пирога. Но так как религиозная секта приравнивается к церкви и таким образом по закону освобождается от налогов, шансы федерального правительства здесь невелики. Тем более что адвокаты, нанятые Архивом, ведут все его дела с необычайной энергией и умением. Еще бы: в качестве премии они получают возможность сдать свою кровь на хранение бесплатно.
Март, третий год после озарения, Нью-Хэмпшир
— Нет, господин Кострянов, не в этом дело. Конечно, вы не обязаны писать подробную историю вашей харбинской возлюбленной. С тех пор прошло сорок лет — память не может удержать всего. Я просто хотела обратить ваше внимание на то, что в этой части рассказа очень много противоречий. Например, на странице тридцать пять вы пишете: «От матери-француженки она унаследовала живость характера». А пятью страницами позже говорите о ее «восточных глазах», «загадочной азиатской душе». Сообщаете, что одолжили ей деньги на открытие ресторана, но тут же упоминаете о каких-то загадочных источниках ее доходов, причем не совсем чистых. И еще через несколько страниц: «За услуги она привыкла платить щедро, кое-что иногда перепадало и мне». Есть и другие неувязки.
Старик за стеклом поднял к глазам тыльную сторону ладони, повертел перстень с камнем, усмехнулся. Нашлепка из искусственных волос на его лысине, видимо, была недавним приобретением: он то и дело двигал кожей лба, словно проверяя, прочно ли сидит.
— Вот уж не думал на старости лет попасть под такой безжалостный допрос. Даже агент налогового управления, с которым я недавно имел беседу, не был столь въедлив, как вы, прелестная невидимка.
— Слово «допрос» и несправедливо, и неуместно. — Лейда старалась сдерживать раздражение, старалась, чтобы интонация оставалась гладкой и ровной, как зеркало перед глазами паломника. — Вы знаете, что на мои вопросы можно не отвечать. Но ведь вы платите Архиву именно за то, чтобы консультант задавал их. Мой долг указать вам на пробелы и несоответствия в рассказе. Если вы хотите представить харбинский период вашей жизни в столь сжатом и скомканном виде, воля ваша. Но тогда, по-моему, не следует обрывать повествование на такой интригующей фразе: «Позже с ее помощью мне удалось отомстить большевикам за гибель моих родителей». Это — для детективного романа, а не для исповеди, отправляемой на Страшный суд.
Видимо, зеркальная ровность тона дала где-то трещину — старик удивленно поднял глаза. Тревога, недоверие, затаенность, настороженность — все это ей доводилось уже видеть много раз. Но в то же время и маска самоуверенности. И саркастические складки в углах губ. И скрытое желание, чтобы их спрашивали и спрашивали еще. А они бы постепенно и как бы нехотя уступали. Мутно-голубые зрачки глядели из глазниц требовательно, как зверьки, ждущие кормежки.