Архканцлер Империи. Начало

Когда говорят, что страна гниет, это не значит, что признаки распада видны напрямую (хотя и они заметны), это значит, что в стране творится беспредел во всех сферах жизни, другими словами – повсюду бурлит дерьмо и иногда выплескивается таким вот образом, как в случае с монахами. Впрочем, стоп. Я не знаю, как действует «чудо» на организм в перспективе. Может, оно безопаснее алкоголя? Но сомневаюсь: даже от малой дозы у меня зашумело в голове, а все, что таким образом действует на психику, так или иначе действует на организм в целом. Возьму власть в свои руки, разберусь с «чудом». И со всякими иными «чудесами». И все префекты будут у меня лично водружать дорожные столбы и белить их, взяв кисть в зубы.

Глава 10

Раздавать предвыборные обещания здесь не принято, но я дал зарок самому себе – спокойно и буднично – что, как только получу мандат архканцлера, покончу с «чудом» – ну, по крайней мере, попробую покончить, и не потому, что я такой хороший, и пушистый, и строго правильный, и вообще на белом коне, а потому, что видел, во что превратились жизни двух моих благополучных приятелей, которые умудрились подсесть на дурь; личный опыт в таком деле всегда лучший мотиватор. Если зарезать источники поставки – то и торговлю этим делом удастся пресечь, а источник поставки «чуда» – монастырь, и, думаю, не один, делают его из каких-то листьев, а с листьями прекрасно справляются гербициды… тьфу ты, ведь не знаю я рецептов гербицидов и дефолиантов… ладно, в роли гербицидов выступят дровосеки и косари, и нет таких деревьев, которые нельзя извести под корень, а корни – выкорчевать, и нет такой травы, которую нельзя скосить и сжечь.

Говоря по правде, уже только на основании увиденного и услышанного из уст монахов-пушеров, я с превеликой радостью уклонился бы от почетной должности архканцлера. Однако обычно я держу слово, которое дал осознанно – а слово Белеку я дал в трезвом уме и здравой памяти. И потом – в душе уже проснулся нерассуждающий азарт… Желание испытать себя – смогу я или нет? Раньше мне как-то не доводилось ворочать целыми государствами, пусть даже побитыми и экономически сломанными. Справлюсь? Удастся отстоять Санкструм и наладить в нем сносную мирную – подчеркну, мирную! – жизнь, без всякого черного мора, «чудес», военных угроз и прочего? Или не сдюжу, пропаду, сгину?

Это был вызов, дающийся человеку вроде меня только раз в жизни, и бежать от него мог только совершенно мизерный человечишка, эдакий… общечеловечек, сторонник принципа «моя хата с краю», премудрый пескарь, живущий в тине однообразной спокойной жизни. Механизмы же средневековой цивилизации вряд ли сложнее аналогичных механизмов двадцать первого века, и потому встроиться в них, покопаться в них как следует и, если надо – подсыпать песку в шестеренки или, наоборот, смазать их – кажется мне посильной задачей, хотя работа предстоит адски трудная. Но сначала – осмотр страны на местах, чтобы не наломать дров. Надеюсь, двух недель на детальный осмотр мне хватит, чтобы не спутать туризм с эмиграцией.

Случайный человек не в том месте и не в то время может перевернуть мир, так, или почти так говорил Джимен, забросивший Гордона Фримена в дистопию «Сити-17». Белек был для меня тем самым Джименом, но только я совсем не ощущал себя Фрименом, хотя задача моя была похожа – повернуть к лучшему страну, в которую меня занесло.

Ну а пока я пристально изучал мир, расстилающийся вокруг. Мир не радовал. То есть природы-то радовали, но во всем – в холмах, деревьях, жидких крестьянских стадах и заостренных верхушках церквей – я видел некий зловещий подтекст реального и весьма страшного положения дел Санкструма. Разрушенная крепость на холме – сколько лет она в таком виде, почему разрушили и почему не отстроили? Обломки башен напоминают пеньки гнилых зубов… Спросить монахов о судьбе крепости? Нет, незачем сеять подозрения – странник вроде меня вряд ли заинтересуется руинами, не двадцать первый век на дворе.

Свежий ветер касался моего лица. Я таращился на дорогу, следуя ее хитрым извивам, раз за разом, и не обнаруживал видимых угроз. Копотный столб дыма давно скрылся за тройным рядом всхолмий – один другого выше; Выселки были уже далеко. Но постепенно я начал бояться чего-то – а вернее, предощущать грядущую опасность настолько остро, что тело затрясло мелкой дрожью, а зубы начали выбивать дробь. «Меня ищут», – вдруг пришло понимание. Они знают, что Торнхелл бежал из Выселок, и – ищут. Кто «они»? Не важно. Важно, что погоня снова наладилась в путь, и я это чувствую, и тело мое хочет действовать. Как действовать? Бежать. Но шарабан едет слишком медленно, и это означает, что нас в любой момент могут нагнать…

Впереди раздались какие-то стоны и крики, я привстал, сжав пальцы на рукояти шпаги, но шарабан монахов не остановился и все так же скрипя продолжал путь.