Архонт

Глеб был почти чёрный от грязи, безумные, полные ужаса глаза, чётко выделались на чумазом измождённом лице, волосы свалялись в колтуны. Тощую шею сковывал железный ошейник, от которого тянулась ржавая цепь. На полу стояла мятая миска с водой, валялись обглоданные кости. Глеб прижимал к себе драную телогрейку, словно пытаясь за ней спрятаться, и, тонко поскуливая, старался плотнее втиснуться в угол сарая. Его располосованные шрамами губы дрожали.

– Человек-цапля, – выдохнула Агата, вмиг простив ему предательство.

Полина сокрушённо покачала головой.

– Такого никто не заслуживает.

– Он ведь не одержимый? – осведомился Степан.

– Нет, – ответила чародейка. – Он просто глупый парень, поставивший не на ту карту. Просто глупый паренёк.

Агата сглотнула подступивший к горлу горький комок. Она вспомнила, как Глеб сотворил для неё чудесную водяную сферу, как угощал самым вкусным чаем на свете. Какими бы ни были его грехи, он их искупил сполна. Человек-цапля заслужил прощение.

Тяжело было смотреть на него такого, и Агата поспешно вышла из сарая.

– Что с ним теперь будет? – спросила она Полину, которая тоже покинула сарай.

Чародейка вздохнула, развела руками.

– Его не накажут, если ты об этом. Исцелят. Он пройдёт реабилитацию, а потом… Чёрт, да с его талантами ему уж точно в Центре место найдётся. Но, разумеется, его свобода будет ограничена, во всяком случае, какое-то время, пока не станет ясно, что ему можно доверять. Лишь бы оклемался после такого…

Степан позвонил в лагерь, чтобы сообщить о найденном в сарае парне, которому требуется медицинская помощь. Агата с Полиной, не спеша, двинулись к фасаду особняка. Снова заморосил дождик.

– Как думаешь, – спросила Агата, – Я могла бы обучиться магии?

Полина рассмеялась, подставив лицо под дождевые струи.

– Обучится магии? – она тряхнула головой и посмотрела на подругу. – Да ты и есть магия.

Послесловие

После победы над архонтом прошла неделя.

Агата опасалась возвращаться в свой родной город, домой. Опасалась, потому что в памяти Светинск представал эдакой токсичной территорией, которая способна одурманить, воскресить призраков прошлого. Но Агата вернулась, ведь нужно было проведать мать.

Вернулась и испытала облегчение.

Всё с родным городом было в порядке – никакой мрачности, токсичности. Память всё это время врала. И больше не хотелось глядеть в прошлое, как в грязное окно, за которым сплошная тоска.

Погода была отличная, по небу плыли пушистые облака, солнце отражалось в окнах домов, лёгкий ветерок шелестел листвой тополей. По земле шагало Лето.

Агата не спеша прошлась по аллее парка, несколько минут посидела на скамейке – той самой, на которой она когда-то съедала ежедневное пирожное и размышляла о неприглядном будущем. Теперь же и пирожных не хотелось, и будущее казалось яркой долгой дорогой. Всё изменилось. Другие ощущения, иные мысли.

Покинув парк, она зашла в специализированный уютный магазинчик и купила три пачки того самого чая, которым её угощал Глеб. А потом отправилась в супермаркет, где накупила обычных продуктов.

С сумками в руках, она зашла в подъезд своего дома, поднялась по ступеням. Улыбнулась – на подоконнике третьего этажа лежал старый знакомый, большой рыжий кот. Он смотрел на неё изумрудными глазами и принюхивался. Агата подошла к нему и, поставив сумки на пол, погладила.

– Привет, рыжая морда.

Он ответил на ласку мелодичным урчанием. Агата решила, что за такую песню полагается награда и, вытащив из сумки сосиску, угостила мурлыку. Он посмотрел на неё с благодарностью и, продолжая урчать, принялся за трапезу.

Агата поднялась на свой этаж, открыла ключом дверь и вошла в прихожую. Сразу же отметила, что пахнет в квартире не так, как раньше. Запах освежителя воздуха с нотками хвойного леса, аромат чистоты.

В дверях своей комнаты показалась мать. Агата с удовлетворением подумала, что несколько месяцев в санатории определённо пошли ей на пользу: помолодела лет на десять, выправилась осанка, но главное, из глаз исчезло тупое безразличие. Теперь во взгляде матери были приветливость и толика вины.

Вина.

Меньше всего Агате хотелось, чтобы мать просила у неё прощение. Это лишнее.

Они молча разобрали сумки, разместили продукты в холодильнике и в шкафчике над кухонным столом, заварили чай, а затем, по-прежнему не проронив ни слова, пили горячий ароматный напиток. С улицы доносились смех и радостное повизгивание играющей во дворе детворы, на стене мерно тикали часы. Агата в сотый раз за день сказала себе, что всё теперь по-другому. Даже тиканье часов иное – смелое, какое-то напористое.

Но кое-какая мерзкая частица прошлого могла и остаться. Прямо здесь, в этом доме.

Осталась ли?

С подозрением взглянув на мать, Агата отставила чашку с недопитым чаем, вышла из-за стола и, уже почти покинув кухню, вдруг застыла в дверном проёме. Ей стало страшно: а если действительно мерзкая частица прошлого ещё здесь? Может, оставить всё как есть и не выяснять правду? Зачем портить такой прекрасный день? Порой лучше пребывать в неведении…

К чёрту неведение!