Архонт Варанги (СИ)

— Окружаешь себя варварами? — покачал головой Иоанн, — забыл, что ты говорил о них там, под Мардином?

— У меня было достаточно времени, чтобы изменить мнение, — сказал Василий, — они храбрые воины и без них Иерусалим до сих пор оставался бы под агарянами. Может, они и варвары, но весьма полезные для империи — и думаю, останутся такими и дальше.

-Они хоть крещенные? — поморщился Иоанн.

— Еще не все, — ответил Василий, — но они крестятся. И эти и те, кто потом к ним присоединится. Я говорил с теми, кто возвращается домой— многие из них не прочь вернуться снова, чтобы воевать за нас. С ними увяжутся многие их сородичи, увлеченные рассказом об этом походе и полученной в нем добычей. Ты же не будешь против, дядя? Впереди у нас много войн — Фатимиды не смирятся с потерей Иерусалима, да и Буиды могут захотеть вернуть Мосул. Есть еще Отон в Италии, да и сам Сфендослав — как долго он или его наследник останутся нашими союзниками? Так что Варанга в Константинополе уж точно не будет лишней новому императору.

Он посмотрел в глаза дяди и тот, не найдя убедительного повода для отказа, неохотно кивнул, соглашаясь.

Одетый в одну лишь рубаху из белого шелка и желтые шаровары, князь Святослав рассеяно брел по берегу моря, что белыми барашками пены лизало его босые ноги. Из-за скалистой гряды, где находился лагерь русов виднелись отблески костров, слышались пьяные возгласы и ругань сразу на урманнском, славянском и чудском наречиях: вся варанга, вот уже несколько дней отмечала окончание великого похода. Чуть поодаль, близ заброшенного еще в римские времена порта, покачивались множество лодей, тяжело груженных сорочинской добычей. Возле них также горел костер, где за амфорой вина и жареным барашком коротала время оставленная князем стража.

Варанга праздновала — и Святославу, казалось, тоже было что отмечать. Он в очередной раз показал себя храбрым и умелым вождем, проведшим великое войско через чужие богатые земли, он принес Киеву великую славу — и богатую добычу. Которая, кстати, пополнилась после взятия Иерусалима — множество оружия и доспехов, украшенных золотом и самоцветами, а также разных драгоценных украшений досталось победителям. Сейчас же варанга возвращалась на Русь, но, с разрешения императора, и по просьбе князя, задержалась на Кипре. Здешний стратиг, конечно, не обрадовался столь буйным и многочисленным варварам, но против воли императора выступить не посмел, попросив лишь достопочтенного катархонта разбить свой лагерь подальше от Никосии, столицы Кипрской фемы. Взамен он пообещал предоставить россам столько вина, еды и женщин сколько им заблагорассудится. Святослав пошел местным властям навстречу, разбив лагерь у западной оконечности острова, возле древнего города Пафос, где уже несколько дней варанга праздновала все победы своего князя. Так что Святослав имел все причины, чтобы быть довольным собой и праздновать вместе с остальными — почему же он, ускользнув под шумок из лагеря, бесцельно бродит по пустынному, — все местное население поспешно убралось подальше от страшных россов, — берегу, снедаемый странным томлением? Откуда это чувство, что он еще не свершил чего-то важного, без чего весь этот великий поход может считаться напрасным?

За этими размышлениями он подошел к огромной белой скале, стоявшей на границе моря и суши. Уже темнело и восходящий лунный серп посеребрил гладь внезапно взволновавшегося моря. Волны с шипением набегали на берег и внезапно, средь выброшенных на берег водорослей мелькнуло что-то белое, как будто слабо мерцавшее собственным светом. Повинуясь внезапному порыву, Святослав наклонился и взял в руки большую, изумительно красивую раковину. Острые отростки, покрывавшие ее, сияли мраморной белизной, тогда как внутренность переливалась нежными оттенками розового и красного цветов. Завороженный своей находкой, Святослав повертел раковину в руках, а потом приложил к уху.

— Что слышно, воин? — раздался позади негромкий, странно знакомый голос Святослав обернулся — и замер, пораженный открывшимся ему диковинным зрелищем.

Из бушующих волн выходила высокая женщина, потрясающая своей красотой. Никакое одеяние не прикрывало ее тела: алебастрово-белая кожа словно светилась изнутри собственным сиянием, тогда как в голубых глазах, казалось, отражалась насыщенная голубизна здешнего моря. Золотистые волосы спускались по красивым плечам почти до середины спины, прикрывая округлые груди с алыми сосками. Полные бедра соблазнительно покачивались, каждым движением пробуждая в мужчине волну дикого, неудержимого желания. Ни один резец скульптора не смог бы повторить совершенства этих форм и лика, столь прекрасного, что человеческий взгляд не мог по достоинству оценить его красоту, не в силах зацепиться ни за один изъян в этих безупречных чертах. И это же позволило Святославу узнать ту, кто явилась к нему из моря.

— Агушайя!

Негромкий снисходительный смех был ему ответом.

— Здесь зови меня Пафия, воин. У меня множество имен — и в ваших землях и здесь, я предстаю во множестве обличий, лишь малая доля которых известна людям.