Архоны Звёзд

Мандрагор в человеческом облике стоял перед окном спиной к ней, и его высокая фигура в мантии отбрасывала на пол длинную тень. Эйлия встала и подошла к нему, он не обернулся.

Она тоже ничего не сказала, но встала рядом, рассматривая открывающийся из окна вид. Безоблачное небо сияло темной краснотой, будто закат, и на востоке поднималась высокая арка более светлого оттенка. В следующую секунду Эйлия поняла, на что она смотрит. Это было солнце — но такое огромное, что его разбухшая сфера заполнила почти все небо на западе. Тускло-красная поверхность кипела и пенилась, и огромные протуберанцы вырывались из нее со всех сторон языками пламени.

— Когда-то между этой планетой и Утарой были другие миры, но когда Глаз Червя состарился и разбух, он поглотил их. Солнце все еще продолжает расширяться. Этот мир обречен: когда-нибудь Утара поглотит Омбар, последнего из оставшихся детей своих, а потом сама завянет и умрет.

«Омбар, — подумала она, наполненная ужасом. — Мы на Омбаре. Зачем он меня сюда принес?»

Под солнцем простирался огромный город, взявший свою окраску у этого света. Усталые глаза Эйлии видели храмы и арены, мосты и акведуки, зиккураты, огромные дворцы и триумфальные арки. Мандрагор помолчал и добавил:

— Этот город уже наполовину умер, но когда-то был полон жизни. Его построили архоны, они жили здесь, а потом в нем появились смертные, служившие им. Теперь остались только эти рабы, живущие, как крысы, в домах своих хозяев.

Хотя город был населен, нигде не было признаков жизни: ни зверя, ни человека. Не было садов или деревьев, ничего зеленого здесь не росло. За городом раскинулась пустыня, тускло-красная в свете Утары. Цвета казались теплыми, но дующий в окно ветер леденил: как ни близко было солнце, тепла оно давало мало. Эйлии уже не хватало других цветов, особенно радующей глаз зелени растений и синевы воды, отражающей небо. Единственное маленькое море на горизонте съежилось и воняло солью, и вода в нем казалась кровью в свете вечного заката. Небо на западе, как и все здесь, несло в себе цвет Утары. Здесь всегда был конец дня — нависшая тьма, не приближающаяся и не удаляющаяся. Аурон рассказал ей все, что знал об Омбаре, что было не слишком много, потому что мало кто даже из лоананов решался сюда прилетать. Этот мир всегда был обращен к солнцу одной и той же стороной, и ни одна сторона не могла быть обитаемой: на одной слишком светло и жарко, на другой — слишком темно и холодно. Но между землей солнца и вечной ночи, говорил Аурон, лежала узкая полоса сумерек, опоясывающая планету. И в этой зоне тени расположились города и единственное место на всей сфере Омбара, где что-то росло: болотистые земли, где водились нукелавы, багбиры, баргесты и другие твари, ужасы самых древних сказок и легенд человечества.

Эйлия вздрогнула, но взяла себя в руки. Она видела зверей с Омбара, которых держали в Зимбуре: звери, дравшиеся на арене, и баргесты, которых в Йануване держали вместо сторожевых собак. Всех их убили после свержения Халазара, и она тогда с ужасом смотрела на эти уродливые, кошмарные трупы.

— Прости, но мне пришлось тебя сюда привезти, — сказал принц. — Ты бы погибла в пылающих развалинах дворца, если бы я не унес тебя, увидев, что силы твои растрачены. А как только я взлетел в воздух, меня окружили огнедраконы, да и твои лоананы. Эти последние готовы были вырвать тебя у меня, а потом меня убить. Мне ничего не оставалось, как лететь за огнедраконами — сюда. — Он вздрогнул. — Я хотел, чтобы уже там все кончилось, во дворе замка. Я не был без сознания: я не хотел более использовать силу железа, спасать себя или продолжать битву с врагами. Тогда я решил, что хочу умереть. Но, как видишь, я был спасен, вопреки моим усилиям. Даже раны мои исцелились. Я не могу убить себя — не могу умереть. Мною правит судьба, она направляет мое тело против моей воли, не дает мне сбежать. Я не хотел лететь на Омбар — но я здесь.

— Почему ты не убил меня, когда была возможность? — спросила она.