Архоны Звёзд

— Огнедраконы, — сказала Эйлия. Глаза ее расширились в ужасе, и она заговорили тихо, будто сама с собой: — Огнедраконы на Мере! — Она схватилась за голову, покачнулась. — Я вспомнила! Вспомнила все — войну, врага…

— Что такое? — спросила Бетта, оборачиваясь от двери к племяннице и обратно. — Что ты говоришь?

Но Эйлия ничего больше не сказала. Краска сбежала с лица, и Эйлия свалилась на руки Нелле.

5 Чудовище в темноте

Йомар, Лорелин, Аурон и Талира стояли вместе на берегу одинокого острова, где камней было больше, чем земли, и тонкая полоска деревьев отделяла море от горы с пустой и голой вершиной. Они летели несколько дней, все время высоко в небе, чтобы их не увидели снизу — поскольку меранцы уже сотни лет не лицезрели дракона, и вид Аурона их бы ужаснул. Днем он заворачивался в облако и летел вслепую, находя путь магией. Ночью он двигался без прикрытия, и его пассажирам видны были острова архипелагов и лунные блики на волнах. Талира летела с ними, иногда отдыхая на широкой спине дракона с Йомаром и Лорелин. Он летел и летел вперед, быстрый и неутомимый, как геральдический орел-алерион в мире ветров Альфарана. Когда же очень не скоро он все же устал, то опустился на этот маленький, скудно обитаемый островок и лег, свернувшись, на голую вершину. Талира уселась на одном из его рогов, а Йомар и Лорелин оперлись спинами о его бок, защищавший их от ветра, и задремали. Чем дальше на север, тем становилось холоднее. На рассвете Аурон и Талира приняли человеческий облик, и все пошли вниз поговорить с обитающими на острове каанцами.

Их было человек пятьдесят, и ни один не был рожден здесь. К этим жутким берегам они приплыли как беженцы после падения Каана, и здесь кое-как существовали в пещерах у подножия горы и в убогих хижинах из срезанных сучьев и плавника. Они собирали съедобные раковины, яйца гагарок и вообще все, что годилось в пищу. Но все же они предпочитали жить в этой пустыне, а не на более теплых островах, где до сих пор правили зимбурийские завоеватели. Что происходило на этих островах, они не знали, но даже по прошествии лет боялись вернуться.

— Зимбурийцы убивали, грабили и жгли, — рассказали они гостям. Им как-то удобнее было разговаривать с Ауроном, который принял свой обычный облик каанца. — Уничтожались целые деревни, губернаторов островов убивали со всеми родственниками — тех, кто не сбежал. Одни говорят, что император архипелагов убит, другие — что он скрывается. Что тут правда — мы не знаем.

— Вы не знаете, что случилось на Йане? — спросила Лорелин по-каански, вставая рядом с Ауроном. — Остров, ближайший к священному острову Медоша?

— Я знаю, — ответил один старик. — Губернатора пощадили, потому что он сдался без боя. Но его посадили в тюрьму, а множество народу перебили. Медоша осквернена. Зимбурийцы вырубили священные рощи и на освященной земле построили себе дома.

— А монахи Единой Веры? — спросила Лорелин. — Что с ними? Известно что-нибудь?

— Ничего конкретно о них не говорили, — ответил старик, — но я знаю, что первым делом зимбурийский губернатор предал мечу жрецов всех иных богов, кроме Валдура. Не уцелел никто.

Лорелин отвернулась. Она ясно увидела перед собой аббата Шана: лысый, морщинистый, добрый и терпеливый. Ее юным очам он всегда казался невообразимо древним и мудрым, но сейчас она поняла, что совсем не так он был стар: лет шестьдесят, не больше. Он должен был дожить до почтенного возраста, нельзя было отнимать у мира его доброту и мудрость. Она была так уверена, что увидит его снова, что он неуязвим, вечен, как сама земля…

Море и берег перед глазами заволокло туманом слез.

Йомар подошел и обнял ее за плечи.

— Сочувствую, — сказал он хриплым голосом.

Причина ее горя была понятна без объяснений.

— Я знала, — ответила она лишенным выражения голосом. — Я всегда подозревала, какова их судьба, только не хотела этого признавать. И разрешала себе надеяться… но где-то глубоко в душе я знала.

Вдруг она обмякла, прижалась к нему и зарыдала. Слова утешения не шли ему на ум, и он просто обнял ее крепче, чтобы принять на себя всю тяжесть ее тела, и погладил по светлым волосам. Аурон и Талира не подошли к ним, а скромно отодвинулись, не мешая. В этот момент Йомар понял, что слова не нужны и никогда нужны не были. Всхлипывания Лорелин перешли в мелкую дрожь, потом затихли, а руки Йомара гладили ей голову и плечи, прикосновением признаваясь в любви.

Еще долго они стояли так, потом сели и стали смотреть на волны, бьющиеся о каменистый берег. Им не надо было говорить друг другу, о чем они думают. Это не был бессловесный язык общения умов, как у немереев, — но общение куда более старое, предварявшее и ментальную связь, и любой язык: понимание, выражающееся нежностью взглядов и жестов. Что бы ни случилось потом, в жизни или в смерти на поле битвы, они знали, что никогда больше не разлучатся.