Арктическая родина в Ведах

Далее д-р Шрадер замечает, что раздельные представления о зиме и лете сочетались воедино в наидревнейший период, но не было общего названия для определения года ни в одном (или почти ни в одном) из арийских языков. И не исключено, что названия лета и зимы использовались для обозначения возвращающихся сезонов, самого факта их возвращения, чаще, чем для слияния воедино зимы и лета. Поскольку длительность лета (то есть периода солнечного света) как противопоставляемая длительности периода мрака варьировалась в арктическом регионе от шести до двенадцати месяцев, представление о годе в двенадцать месяцев, возможно, было менее удобно для практического применения на землях изначальной родины, чем представление о таком- то количестве месяцев зимы и лета, упоминаемых порознь. И не исключено, что именно этим можно объяснить такие формулировки в Ригведе, как «мануш ка юга» или «кшапа» для определения года.

При обсуждении легенды о Навагвах и Дашагвах мы указывали, что числительные, включенные в состав их имен, должны быть воспринимаемы как напоминания о количестве месяцев их жертвоприносительной деятельности. Мысль профессора Лигнана, что это относится к месяцам беременности, не только неверна, но и противоречит выразительному ведическому тексту, сообщающему нам, что и Навагвы, и Дашагвы завершали свои ритуалы за десять месяцев. А теперь взглянем, есть ли соответствующие персонажи в мифах других арийских народов. Профессор Лигнан указывал на сходство между Навагвами и римскими Новемсидами. Это удачное сравнение, но мы ничего не можем узнать об изначальном значении этого слова. Мы не знаем ничего, кроме того, что Новемсиды (или Новем- силы) были некими латинскими божествами, которые, судя по дуальной этимологии (то есть «новам» — «девять» или «новус» — «новый») воспринимались и в качестве Муз, и в роли новых божеств, введенных в пантеон в дополнение к старым богам, известным в стране.

Известная в кельтской традиции Дева, имеющая девять обликов, выглядит более выразительно, поскольку она явно связана с солнечным героем Кухулэном. В изложении Райса эта история выглядит так: Кончобар имел дочь, носившую имя Федельм, то есть Девять Обликов, ибо она имела много проявлений красоты, и каждый из них был превосходнее другого. И вот «Кухулэн, узнав о приближении врагов и отправившись вместе с отцом на битву, вдруг побежал вечером к месту тайного свидания, где, как он знал, купается Федельм и ждет его, чтобы подготовить к завтрашней первой встрече с напавшими врагами». Это напоминает нам о той помощи, которую оказывали Навагвы и Дашагвы Индре, принося жертвенные возлияния сомы, чем одушевляли его и готовили к битве с силами мрака, то есть с Валой, Вритрой, Шамбарой и другими демонами.

Таким образом, Дева-Девяти-Обликов может рассматриваться как парафраз девятикратных жертвоприношений в Ригведе. Профессор Райс сравнивает ее с Афиной, тоже имевшей много образов, и упоминает о том, что она соткала одежду для своего любимца Геракла и вызвала из земли источники для его ежевечерних омовений. Но этим всем не поясняется причина появления девяти видов красоты, и тайна раскрывается лишь в предположении, что эти девять форм соответствуют девяти месяцам солнечного света, при завершении которых солнечный бог получает поддержку и вдохновляется на борьбу с демонами тьмы, когда эта поддержка осуществляется как раз путем проведения девятикратных жертвоприношений или деяниями Девы-Девяти Обликов.

В норвежской литературе говорится, что Тор, сын Земли, убивает дракона, проходит девять шагов и умирает от яда змеи. Если убийство дракона, как замечает профессор Райе, понимать как победу солнечного героя над силами мрака, а смерть Тора — как уход солнца за горизонт, мы получим картину, описывающую Тора, солнечного героя, проходящего девять шагов от конца зимы до конца лета. Эти девять шагов не могут быть ни девятью днями, ни девятью годами, а поэтому нет альтернативы мнению, что легенда относится к девяти месяцам жизни бога солнца до того, как он покоряется силам тьмы. К этому же классу относится, как я полагаю, и авестийская история о Вафре, или, по Шпигелю, о Вифре Навазе (Яшт, V, 61). О нем говорится, что он был Тхраэтаоной взброшен на воздух в форме птицы и летел три дня и три ночи к своему дому, но не мог вернуться, не мог спуститься вниз. В конце третьей ночи, когда стала всходить благословенная заря, он стал молить о помощи богиню Ардви Суру Анахиту, обещая приносить в жертву хаому и мясо во время питья воды из реки Рангхи. Выслушав его молитвы, Ардви Сура Анахита доставила его домой целого и невредимого.

Вифра Наваза в этой легенде очень схож с Випрой Навагвой Ригведы. Мы уже видели, что Навагвы и семь «випрас» упоминаются в Ригведе вместе (VI, 22, 2) и что Ашвины («випра-вахаса» в гимне V, 74, 7) пребывают три ночи в далекой области. Возможно, Навагвы соотносимы с Ашвинами, где в Авесте Вифра Наваза сходны с Випра Навагва в Ригведе.