Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера

Как большинство разновидностей романтизма, эта философия видит зачатки (или следы) совершенства по нашу сторону зеркала. Если «наша культура» — это «безудержная, агрессивная, подавляющая» культура «крови, смерти и ужаса», «в которой социальные и культурные связи оказываются разорванными, а ивдиввды, внезапно вырванные из своего человеческого и духовного контекста, не в состоянии осознать и реализовать самих себя»^{1503} (не говоря уже о способности уважать различия), то наше спасение — в «других», которые по определению являются противоположностью смерти и отчуждению. В зависимости от того, кто такие «мы», эта группа может состоять из крестьян, женщин или пролетариев, но над всеми ними царят далекие «дикари», обладающие наиболее долгой историей благородства и экзотичности. Они — естественные существа, живущие «по ту сторону хронологического времени» как истинные «включенные наблюдатели Природы» (в противоположность западным «вуайеристам»): «чуждые догмам, опирающиеся на опыт, интегрированные в целостный образ жизни, охватывающий окружающую среду и родственные отношения»^{1504}. Mutatis mutandis, они также самые последовательные деконструктивисты. Шаманы, например, мобилизуют колониальную «инаковостъ» в

творческом использовании импровизированного созидания и преобразования неоколониальных ритуалов исцеления, в которых судьба исторгается из рук Бога и транскрибируется в царство случайности и вероятности. Взамен согоустаноаленного порядка и нерушимой устойчивости его означающего/обозначений, где божественное и природное сливаются воедино, царство случайности выдвигает на передний план эпистемологический мрак колдовства, в котором противоречия и двусмысленности социальных отношений подрывают божественную устойчивость в столпотворении знаков, отрывающих божественное и природное друг от друга и разбивающих их на образы, из которых вступает в игру то, что Барт назвал третьим или приглушенным смыслом^{1505}.

Если «знание и власть — одно», то туземец знал об этом задолго до Фуко; если «догма о нейтралитете исследователя» «наивна, неуместна и неправдоподобна», то он с гневом ее отвергает; и если главной человеческой ценностью является пропаганда многообразия и «утверждение Другого», то на него можно положиться как на самого пламенного и стойкого ее приверженца^{1506}. Как пишет Марианна Торговник, «Тарзан, который мне наиболее по душе, это Тарзан, исполненный сомнений, готовый учиться у черных и у женщин, готовый задавать и искать ответ на вопрос “Что такое человек?” …Он вериг, что обезьяны достойны уважения, любви, страха и внимания (как мы все верим, что этого достоин “наш вид”)»^{1507}.

Неужели все попытки спасти туземцев от чуждости-как-неполноценности приводят к триумфальному возвращению благородного дикаря? Может быть. Может быть, это «вечный момент в развитии человеческой культуры»^{1508}. Может быть, до тех пор, пока мы не достигли полной цельности — а значит, остаемся немного дикарями, — кому-то другому придется нести на себе бремя нашей отсталости.

Библиография

1. Абрамзон С.М. Об этнографическом изучении колхозного крестьянства // СЭ. 1952. №3. С. 145-150.

2. Абрамзон С.М. Советская этнография в начале 30-х годов (из воспоминаний этнографа) // СЭ. 1976. № 4. С. 90-92.

3. Абрамов Н.А. Материалы для истории христианского просвещения Сибири // ЖМНП. 1854. Т. 81. № 5. С. 15-53.

4. Абрамов Н.А. Описание Березовского края // Записки ИРГО. 1857. № 12. С. 329-448.

5. Аввакум. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное. М.: Художественная литература, 1960.

6. Агишев Р.К. Луна в ущельях. М.: Советская Россия, 1967.

7. Агишев Р.К. Сын тайги (репринт изд. 1947 г.). М.: Детская литература, 1968.

8. Адамов А.Г. Г.И. Шелихов. М.: Географгиз, 1952.

9. Адамов А.Г. Г.И. Шелихов — замечательный русский мореплаватель и исследователь. М.: Правда, 1951.

10. Адамов А.Г. Первые русские исследователи Аляски. М.: Учпедгиз, 1950.

11. Адамов А.Г. Правда о русских открытиях в Америке. М.: Знание, 1952.

12. Адлер Б. Енисейские остяки // ЖИ. 1921. № 31.

13. Ажаев В.Н. Далеко от Москвы. М.: Художественная литература, 1949.