Арлекин

– Опустить голову, поднять щиты и держаться плотнее! – скомандовал мессир Гийом своим солдатам и с лязгом опустил забрало. Потом, поняв, что атака еще на какое-то время задержится, снова поднял его.

Его латники подтянули своих коней, пока все не встали колено к колену. Даже ветер не должен был пройти между копьями идущего в атаку конроя.

– Еще немного, – предупредил солдат мессир Гийом.

Убегающие арбалетчики взбирались на склон занятого французами холма. Недавно мессир Гийом наблюдал за их наступлением и про себя молился, чтобы Бог оказался на стороне генуэзцев. «Убейте этих чертовых лучников, – молился он, – но сохраните Томаса». Барабанщики лупили в свои огромные котлы, колотя палками так, словно собирались разбить англичан одним шумом. Мессир Гийом, поглощенный моментом, уперся тупым концом копья в землю и привстал на стременах, чтобы посмотреть через головы стоящих впереди всадников. Он наблюдал, как генуэзцы выпустили стрелы, видел, как быстрой дымкой те взмыли в небо, а потом начали стрелять англичане. Их стрелы казались темным пятном на фоне зеленого склона и серых облаков, и мессир Гийом ощутил, как генуэзцы дрогнули. Он надеялся увидеть падающих английских стрелков, но вместо этого они пошли вперед, по-прежнему пуская стрелы, а потом оба фланга малочисленного английского строя заволокло грязно-белым дымом – это пушки добавили свой вклад к граду стрел, летевших вниз по склону. Его конь дернулся, когда по долине прокатился грохот, и мессир Гийом, упав в седло, цокнул языком. Он не мог потрепать коня по шее, так как правую руку занимало копье, а левую – щит с тремя желтыми ястребами на синем поле.

Генуэзцы побежали. Сначала мессир Гийом не поверил, полагая, что их командир хочет заманить англичан, чтобы те бросились в неорганизованное преследование, и встретить их у подножия холма, где арбалетчики остановятся. Но англичане не двинулись, а дрогнувшие генуэзцы не остановились. Они бежали, оставив за собой множество убитых и умирающих, и теперь в панике взбирались на холм, где стояли французские всадники.

В рядах французских латников послышалось ворчание. Они злились, и ворчание перешло в злобные оскорбления.

– Трусы! – крикнул латник рядом с мессиром Гийомом.

На графа Алансонского накатила волна ярости.

– Им заплатили! – прорычал он кому-то из своего окружения. – Ублюдков подкупили!

– Руби их! – со своего места на опушке березовой рощи закричал король. – Руби их!

Его брат услышал призыв и с готовностью повиновался. Граф стоял во второй, а не в первой линии, но пустил коня в просвет между двумя передними конроями и позвал своих людей за собой.

– Руби их! – кричал он. – Руби мерзавцев!

Генуэзцы оказались между всадниками и английским строем, и их участь была решена. Горячие головы из второй колонны смешались с конроями первой линии и образовали беспорядочную путаницу знамен, копий и коней. Им бы следовало спуститься с холма шагом, чтобы сохранить строй, когда придется подниматься на вражеский склон, но вместо этого они пришпорили коней, движимые злобой на своих же союзников, и мчались наперегонки, горя мстительным желанием убить их.

– Оставаться на месте! – крикнул своим людям Ги Вексий, граф Астаракский.

– Стоять! – велел мессир Гийом.

Он счел, что лучше дать первой яростной атаке захлебнуться самой, чем присоединиться к безумию.

Примерно половина французской конницы осталась на холме. Остальные во главе с братом короля понеслись на генуэзцев. Арбалетчики пытались спастись. Они разбежались по долине в попытках добраться до ее северной и южной оконечности, но масса всадников нахлынула на них, и уже ничего нельзя было сделать. Некоторые генуэзцы разумно легли на землю и сжались в комок, другие забились в мелкие канавы, но большинство было убито, ранено и растоптано скачущими всадниками. Копыта огромных жеребцов напоминали молоты, кони были обучены топтать противника. Крики генуэзцев заглушал конский топот и лязг мечей.

Некоторые рыцари кололи арбалетчиков копьями. Используя свой вес и вес коня, закованный в латы всадник легко протыкал свою жертву, но лишался копья, оставив его в искалеченном теле, и тогда приходилось вынимать меч. Какое-то время на дне долины царил хаос, и всадники протаптывали тропы среди бегущих и поверженных арбалетчиков. Потом остались лишь искалеченные останки генуэзских наемников, их красно-зеленые камзолы промокли от крови, а сломанное оружие валялось в грязи.

Одержав эту легкую победу, всадники подбадривали себя криками:

– Монжуа Сен-Дени!

Вперед вынеслись сотни флагов, которые грозили оказаться впереди орифламмы, но один рыцарь с красной лентой на руке, охранявший святую хоругвь, понесся впереди остальных, подхватив воинственный крик, и все густой толпой помчались на англичан, к поднимающемуся склону. У кого остались копья, те взяли их наперевес, и все пришпоривали коней. Более рассудительные, ждавшие следующей атаки, заметили, что не слышно громового топота копыт.

– Земля размокла и превратилась в грязь, – проговорил мессир Гийом.