Арлекин

Когда форштевень "Черуэлла" поравнялся с кормой крейсера, их разделяло не более четверти кабельтова. Момент удобный. Боцман "Абердина" тотчас воспользовался им - жахнул из линемета и забросил на фрегат тросик-проводник, снабженный пеньковым фалом - "монорельсом" для переправы русского моряка.

На корме "Абердина" - никого лишнего: вахтенный офицер, боцман и два матроса. Уже прилажен к тросу блочок-ползун, на нем - петля, в которую предстояло забраться пассажиру. Боцман привязал к блоку фал, и Арлекин понял: пора!

- Прощайте, камрады! Попутных вам ветров и благополучного возвращения! - Помахал рукой, ухватился за петлю: - "Карета" подана, в путь? - Боцман, старая кочерыжка, остановил - набросил на плечи добротный флотский плащ. Непромокаемый. С себя снял. Хотя и презент, но на офицера взглянул, а тот отвернулся: ничего не вижу, ничего не слышу. Вери вел!

- Отправляй! - подал команду лейтенант и приложил руку к виску. Счастливого возвращения в Россию!

На фрегате, а он сблизился с крейсером на предельно безопасную дистанцию, выбрали втугую фал и трос Арлекин, сидевший в петле, изо всех сил толкнулся пятками и... взмыл над морем. Блочок визжал, петля с человеком промчалась над гребнями и зависла между кораблями. На фрегате четко фиксировали трос.

"Ловкие парни у этого О'Греди! - Когда рванули за фал, успел подумать: - Чистый экспресс, еще секунда и..."

И тут же полетел кувырком, с маху обрушился в тусклую оловянную воду. Рывок был таким, что дзинькнул гитарно и лопнул трос - потому и швырнуло в головокружительное сальто, едва не сломавшее шею и спину. Одно понял: на "Абердине" сыграли боевую тревогу, крейсер врубил ход. Да и фрегат стремительно увеличивал скорость, отбрасывал к пловцу лохматый бурун, на котором плясал и подпрыгивал спасательный плотик, обычный четырехугольный понтон, сваренный из жестяных труб-поплавков. Его несло прямо на Арлекина, и, забравшись в него, он решил, что если и на сей раз "выйдет сухим из воды", то возблагодарит неведомого О'Греди и окончательно проклянет Маскема.

На плотике не укроешься от ветра. Да он и не рассчитан на длительное путешествие, тем более в мокрой одежде. И весел не оказалось. Будь хоть один гребок - махал бы им, как проклятый! Что ж, придется согреваться иным способом.

Все сбросил с себя - голым остался. Зуб не попадал на зуб, но терпел и выжимал тряпки. Каждую каплю выдавил, а начало сводить судорогой лопатки и руки, долго лупцевал себя по бокам и груди, спину, где мог достать, тоже бил, и тоже остервенело. Не слишком помогало - придумал другое и принялся щипать и мять свое тело с таким усердием, что запыхался и устал. Тогда и оделся. Все на себя натянул, кроме носок. Их спрятал на животе, а накинул плащ, задумался о дальнейшем. О ближнем дальнейшем, но не о дальнем.

Как поступят англичане? Коммодор, скорее всего, постарается забыть о своем "протеже". У-у, банный обмылок, аристократ зачуханный! Карусель-то явно подстроена! А фрегат? Должен вернуться. Это ж с него сброшен плотик. Значит, рассчитывали на что-то... Они, что ж... Они могли рассчитывать только на него, на его здоровье, руки и шкуру. Теперь-то уже дубленую. Ох-ох, кто за нее. не брался! И Арлекин, стащив плащ, снова принялся терзать свое тело.

Щипки и тумаки не только согревали, но и отвлекали: нервы что-то стали пошаливать после стольких событий. Только однажды он встрепенулся и замер, услышав далекий грохот пушек. Потом они стихли, потом наползли сумерки, а вскоре тьма прикрыла даже ближние гребни, оставив плеск да изнуряющие взлеты, падения в неудобном и жестком плоту...

С началом ночи холод стал одолевать по-настоящему.

Теперь он всерьез занялся "нанайской борьбой", понимая, что спасти может только постоянное движение, гимнастика тела. Вспомнил читанное где-то о японцах, которые разогревали тело на морозе, непрерывно напрягая и сокращая мышцы. И это - находясь в статичном положении, не двигаясь. Кажется, разговор шел о часовых, вынужденных стоять истуканами. Что ж, если могли японцы, сможет и он, однако у него все-таки свой способ.

Помог серебряный доллар, обнаруженный в плаще. Забыл о нем боцман, а может, оставил на память. Если на память - хорошо. И ежели встретятся, вернет боцманюге СВОЙ сувенир! Арлекин устроился сколь можно удобно и принялся гнуть - сгибать и разгибать крупную монету.

Это было настоящее единоборство! Ведь силы - не те. И корм на "Абердине" не в коня, как говорится, а голодовка - диета с техжиром - не шутки все-таки, и уж никак не пампушки... Согрелся через час и достал с живота сухие носочки. Стал обуваться - пребольно ударился коленом о какой-то выступ, а сообразив, что выступ - ЭТО КРЫШКА ОТСЕКА, отсека с аварийным запасом, пребольно, по-настоящему звезданул - искры, во всяком случае, полетели! - себя в лоб кулаком: "Хорош капитан дальнего заплыва, если забыл об элементарной вещи!"