Арлекин и скорбный Экклезиаст

И тут – не чёрный юмор. А скорее – позиция. Классическое, булгаковское: «Никогда и ничего не просите! …и в особенности у тех, кто сильнее вас».

…Ну а раз Фаина Георгиевна смело «прикладывала» самих вождей мирового пролетариата, Ленина и Маркса, то уж задувать «светочи» поменьше – просто сам бог велел!

Чего стоит, к примеру, её коронное «Пионэры, идите в жопу!» Тут ведь можно налететь и на «аморалку» – подрастающее поколение Юных Ленинцев, как-никак. Партийная смена, надёжа и опора. Да и потом: как насчёт стандартных милицейских протоколов? Сквернословие… да в общественном месте, да с несовершеннолетними! Вполне так себе тянет на «хулиганство»!

Или взять тему пресловутой «дружбы народов», что являлась крайне болезненной, а потому – свято оберегаемой от неосторожных слов и суждений. Как минимум – на официальном уровне. Ну, государственный приоритет во внутренней политике… и всё такое.

Но вот именно этому «всему такому» Раневская давала своё, избавленное от фальши и демагогии истолкование. Так родилась фраза: «Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов». Ну, а после подобного обобщения – шутки «от Раневской» на тему национальности уже не звучали столь обидными. Скорее воспринимались как меткие наблюдения. И потому про русских можно было услышать: «На голодный желудок русский человек ничего делать и думать не хочет, а на сытый – не может». И в те времена это ещё никто не называл «русофобией» или неким «разжиганием». Потому что и про евреев у Раневской всегда припасалось что-нибудь «этакое». Ну, например: «Еврей ест курицу, когда он болен или когда курица больна». И это тогда вовсе не считалось антисемитизмом…

* * *

Раз уж заговорили об «еврействе». Одним фактом своего существования Фанни Гиршевна Фельдман (Раневская) опровергала на корню многие расхожие мифы и клише.

Национальная черта – «скупость», говорите? О щедрости и отзывчивости Фаины Раневской ходили легенды! Если кого «не из лиц духовного звания» и обозначать «бессребреником», так это именно её. Многие представители мира Искусства утверждали, что самый обычный человек мог обратиться к ней на улице, в транспорте – попросив денег… и получить их – просто в дар.

По сохранившимся воспоминаниям Раневская жила более чем скромно – и при этом ссужала, давала в долг деньги многим коллегам по актёрскому цеху. В большинстве случаев – даже потом об этих долгах и не вспоминала. Снисходительно относилась к тому, что многие её знакомые – и даже домработница! – банально её обкрадывают и обманывают.

Да при этом ещё и выдавая философские «обоснования»: мол, видать, этим людям материальные блага более необходимы, чем ей. В дневниках обмолвилась: «Я знаю, что надо отдавать, а не хватать. Так и доживаю с этой отдачей (…) Поняла, в чём моё несчастье: я (…) «бытовая» дура – не лажу с бытом! Деньги мешают и когда их нет, и когда они есть. (…) Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную».

А к этому утверждению – куча на первый взгляд мелочей, доказывающих, что это вовсе не обычная для среды «гениев» привычка удачно покрасоваться на публику. Например, из воспоминаний современников: «Раневская всю жизнь спала на узенькой тахте. Приобретённую однажды шикарную двуспальную кровать подарила на свадьбу своей домработнице Лизе».

…При этом лишь финансовыми дарами альтруизм Раневской явно не ограничивался. Практически никогда не прося ничего для себя самой – не могла отказать в просьбе «похлопотать» за кого-то. Чем многие беззастенчиво пользовались, иногда ставя при этом Раневскую в «идиотское положение». Широко известен такой, к примеру, эпизод. Раневская позвонила ректору Театрального училища имени Щепкина и стала просить за «юное дарование»: «Проследите лично, он – настоящий самородок, не проглядите, пожалуйста…»

Собеседник исполнил просьбу, проследил лично… Однако остался крайне недоволен «заявленными» талантами. Перезвонил Раневской, начал очень мягко, издалека. Та его резко обрывает: «Ну как? Говно? Гоните его в шею, (…) Я так и чувствовала (…) Но вот ведь характер какой, меня просят посодействовать и дать рекомендацию, а я отказать никому не могу!»

Хотя, в основном, просьбы окружающих чаще всё же ограничивались лишь «банально финансовыми».