Арлекин. Судьба гения

Конник мчался над лозами, лошадь была высокая, наверное помесь с персидской, но её ещё скрывала виноградная зелень, зато овчинную шапку и нагольный халат, молодое разъярённое лицо и отведённую руку с плетью они различили отчётливо.

Сунгар сорвался с места сразу, а затем уже закричал. Он помчался вперёд, стараясь опередить преследователя, отсекающего путь к бегству. Он весь согнулся, только пятки мелькали. Васька замешкался, из оцепенения его вывел крик друга, он поднял глаза и бросился вдогонку, но было уже поздно, да к тому же, высокий и крупный, он бегал медленнее и в схватках с ребятнёй всегда больше полагался на свою силу. Поняв, что попался, он встал, поднял руки, закрывая голову – в нагайку вплетают свинец или тяжёлый камешек, – и стал ждать, надеясь, что беззащитность позы умилостивит страшного всадника.

Большая чёрная лошадь пронеслась мимо, в воздухе просвистела плеть. «Уй-йаа!» – закричал татарин, досадуя, что не зацепил мальчишку. Он хотел было броситься за убегавшим Сунгаром, но промах озлил его: всадник рванул узду, поднял коня на дыбы и послал его назад, сильно стиснув бока вороного своими кривыми наездничьими ногами. Мелькнуло косое скуластое лицо, открытый рот, плеть обожгла руку, и слёзы сразу хлынули из глаз. В ту минуту Васька вдруг понял, что знает сторожа, даже помнит его имя – Юсуп Кубанец, – он что-то делал на конном дворе у губернатора, а теперь, видно, подался сторожить государеву ягоду.

– Не надо, Юсуп! – закричал он. – Не надо!

– Ненада? Ненада? – подхватил с восторгом татарин, и нагайка со свистом заходила по Васькиным плечам.

Он упал. Тело горело, кровь текла по руке. Она онемела и не сгибалась в локте.

– Не надо, Юсуп, не надо. – Он тихонько всхлипывал, сил не было громко реветь.

Нагайка обожгла ещё раз, и топот копыт стал удаляться. Он понял, что всё кончилось, что Юсуп поскакал за Сунгаром, но боялся даже посмотреть вслед и только прижимался к земле и сучил ногами от нестерпимой боли.

Дома мать охнула и бросилась отмывать. Он был страшен: распухший, посиневший, весь в грязи, спёкшейся крови и сладком виноградном соке. Спину саднило, холодная вода не приносила облегчения, а только щипала невыносимо. Дед из своего угла неожиданно поднялся на руках и изрёк: «Поделом, не бери чужого!» Это было обидно: из-за каких-то виноградных ягод он бит, а теперь ещё и вор. Васька молча глотал слёзы и отворачивался к стенке. Отец, придя домой, разобрался по-своему. Он редко сёк сына, но сейчас, словно злоба Кубанца передалась ему, схватил тяжёлый кожаный ремень – правило для бритвы – и отодрал его изо всей силы. Васька молчал и тут, только крепко сжал ноги.

Ночью он вдосталь наплакался и, кусая подушку, вспоминал виноград, старого верблюда, вот так же забитого, как он, и злое скуластое лицо Кубанца: «Ненада? Ненада?»

Юсупа Кубанца он не мог забыть никогда.

9

АСТРАХАНЬ. ЖУРНАЛ ВХОДЯЩИХ УКАЗОВ ЗА ГОД 1719

Октября в 26. Великого государя указ из Военной коллегии о переписке полевой армии и гарнизонных полков, и артиллерийских, и солдатских, и пушкарских, и прочего всякого чину служилых людей детей, недорослей, обучения неумеющих грамоте.

Помета на том указе полковника и губернатора Артемья Петровича Волынского такова: «Послать указ в Астрахань и велеть помянутых недорослей немедленно во всех городах переписать по сему великого государя указу и сделать имянные списки. Расписать по статутам особливо каждого чину детей, а другая такия ж списки оставить для ведения в Астраханской канцелярии, и которой недоросли ничему не учены, оных определять по приходским священникам, где кому пристало, и велеть им священникам и протоиереям церковным учить грамоте и считать, и писать, и о том послать во все городы Астраханской губернии к обер-комендантам и комендантам указы, чтоб они над учителями сами с прилежанием надсматривали и к тому б принуждали, а в котором городе сколько будет учеников из каких детей, о том присылали б погодные ведомости с имянными списками за руками в Астарахану».

10

А. П. Волынский[2]в письме П. П. Шафирову[3]. Июль 1716 г. Астрахань

«Здесь иное государство, а не Россия, понеже что государю и государству противно, то здесь приятно, и такия дела делаются, что и слышать странно».

11

Кафтан на нём тёплый, стёганый, да и натоплено основательно, так что озноб прошиб не от холода.

– Чёрт бы побрал эту Астрахань, – ругнулся в сердцах. – Я просто устал. Да ещё эти собаки…