Арлекин. Судьба гения

Наступила рождественская неделя, и многие разбежались по домам. Уроки отменялись. Академия опустела. Васька мог бы пожить у Коробова или у Сибилева, но упрямо засел в библиотеке – новая пьеса уже вертелась в голове. Он обсуждал её ранее с Адодуровым, тот целиком одобрил замысел. Он должен был рассказать о боевых победах императора Тита, когда заметил отца Платона. Префект стоял в дверях и чуть заметно манил его пальцем. Васька последовал за ним.

Он шёл по переходу к палатам префекта, не упуская из виду строгую чёрную фигуру человека, который и притягивал и отталкивал его, как двуликий бог римлян. Что-то важное должно было сейчас свершиться.

Василий переступил порог и сел в указанное кресло.

10

– Мне говорили, что отец Илиодор особо отмечал тебя, так ли это? – Голос префекта был пугающе вкрадчив, но мягок, словно он сожалел, вспоминая о своём предшественнике.

– Да, но он любил всех учеников и многих других приближал, не только меня одного.

– Неправда, ты солгал, желая как бы защитить, приравнять к себе однокашников. А от чего и зачем их защищать? Я позвал тебя, чтобы говорить о тебе, а не о других. Пойми меня верно, твоё будущее сейчас заботит меня. Готов ли ты к откровенной беседе?

– Да.

– Видит Бог, я желаю только добра, но вот сможешь ли ты довериться мне без боязни? Напускная строгость страшит тебя, но я уже объяснил её причины – понимаешь ли меня правильно, сын мой?

– Да, мне кажется, понимаю.

– Знай же, ещё в прошлом году заприметил твои способности отец Илиодор и, доложив о них, как подобает, ректору, всячески старался развивать твой дар. Теперь не он, а я призван наставлять тебя, я твой учитель и по-другому смотрю на свои обязанности. Илиодор Грембицкий много души вложил в своих учеников, тебя же он любил особо. Ведь не станешь отрицать, что сам чувствуешь свои способности – большие, чем у остальных. Приятно видеть, что учение радует, а не тяготит тебя, как многих. Но уж не возгордился ли ты, не из ложной ли скромности готов щедро делиться былой привязанностью наставника? Или не хочешь открыться, не доверяешь после всего, что мной сделано для тебя?

– Нет. Отец Илиодор любил всех, но меня он тоже любил, особо занимался, зная, как мне это нужно.

– Ты выделил слово «тоже», и не зря. Ты уже согласился, сам уразумел, что был выделяем. Да и поныне заслуживаешь этого. Слово даётся тебе, а слово – большая сила в руках праведных. Не думай, что хвалю с тайной целью, – когда мы вдвоём, я могу говорить откровенно. Не хотелось бы только передавать наш разговор на всеуслышание, ибо знаю заведомо, что он породит лишь зависть и принесёт тебе зло. Твой удел особый, отныне сам ректор будет следить за твоими успехами и позаботится о будущем, если сумеешь оправдать его надежды. Ты, я слышал, женат и полагаешь, наверное, что верха церковные для тебя закрыты? Но кто может знать Его волю наперёд и кто сказал, что, получив приход, не принесёшь тем больше пользы Церкви и своей пастве? Если же по какой-то причине захочешь остаться в миру, то и государева служба и наука не заказаны тебе. И там следует нести слово Божие людям. Разве сможешь забыть эти стены, давшие тебе кров и пищу духовную, по окончании академии?

– Нет, конечно же, всем, что знаю, обязан я Спасской школе.

– Ты отвечаешь, как подобает, смиренно и почтительно, но сам ещё не осознал свой долг перед Церковью. Отец Гедеон говорил мне, что ты видел государя?

– Да, и он наказал мне учиться.

– Ты и исполняешь его повеление, но думал ли, что случится тебе услышать ещё и зарубежных богословов? Ректор намеревается присмотреть способных учеников для отсылки в Париж, как было уже в прошлые годы, когда под крыло нашего посланника, барона Шлейница, трое достойнейших из академии были направлены на учёбу в тамошних университетах. Знай же, что это более чем возможно для тебя. Вернувшись и постигнув латинскую науку, ты бы с особым старанием приложил свой дар во славу Церкви российской. Я считаю, что особо одарённым даже полезно поучиться на чужбине, перенять лучшее из доктрины католической. Бойся только подпасть под влияние душеусладительной проповеди новых еретиков – протестантов, желающих тайно уничтожить саму Церковь, упростить её Богом заповеданные обряды, обмирщить священнослужителей. Есть, есть у нас сторонники пагубной Лютеровой ереси, и некоторые важные занимают посты в Церкви российской, засоряя язык родной дьявольскими своими словесами, стараясь сетью крепкой оплести уши великого нашего государя. Сказывали мне, что ты знаком был с Иваном Ильинским, прошлым нашим выпускником? Сей человек достоин был похвалы, пока не попал под дурное влияние. Не успел ли и ты заразиться опасной болезнью от него?

– Нет, нет, – слишком поспешно, с нескрываемым трепетом промямлил Тредиаковский.

– Что ж, я поверю тебе.

Глаза Малиновского доставали до самого дна и, казалось, все видели, все подмечали, но почему-то голос префекта оставался доверительно мягким, даже ласковым.

– А Волынский? Неужели обошёл он своим вниманием одарённого астраханского юношу?