Арлезианка

На ферме шел пир горой... Всем поднесли шатонефа, а простое вино рекой лилось. Потом был фейерверк, костры на гумне, цветные фонарики на всех вязах. Слава святому Элигию! Фарандолу плясали до упаду. Меньшой сжег свою новую блузу... Даже Жан казался довольным: он упросил и мать принять участие в танцах; бедная женщина плакала от радости.

Легли в полночь. Всем надо было выспаться... Но Жан не спал. Его брат потом рассказывал, что он проплакал всю ночь. Да, уж поверьте мне, задело его за живое...

Наутро, чуть свет, мать услышала, как кто-то бегом пробежал через спальню. Ее точно что кольнуло.

- Жан, это ты?

Жан не ответил; он был уже на лестнице.

Мать мигом вскочила:

- Жан, ты куда?

Он подымается на чердак: она следом за ним:

- Сынок, ради всего святого!

Он захлопывает дверь и задвигает засов.

- Жан, сыночек, Жанно, ответь! Что ты задумал?

Ощупью, своими старыми дрожащими руками ищет она щеколду. Звук открываемого окна, шум от падения тела на выложенный плитами двор -- и все...

Он решил, бедняга: "Я слишком люблю ее... я уйду". Ах, жалкие мы люди! На что же это похоже, если презрение не может убить любви!..

В то утро народ в деревне недоумевал, кто так горько плачет в той стороне, где ферма Эстевов.

Во дворе за каменным столом, мокрым от росы и крови, убивалась над своим мертвым сыном мать, вскочившая в чем была с постели.