Армада

Разбор у комбата. Петровичу, конечно, слили всё, как есть. Но я вру, что стреляли котёл-подогревателя, а Волкогону дал пиздов за то, что накидал в котёл больше, чем надо патронов… вот и ёбнуло жёстко.

Петрович один на один, потом, пиздюлей обещает, если буду врать… дежа-вю… где-то это уже было. Армия — такой механизм, в котором всё повторяется на любом уровне, потому что всё работает по одним и тем же принципам.

Факт неподчинения остаётся невскрытым, но бойцы врубаются, что я хоть и ёбнутый, но жаловаться не собираюсь. Сам решаю.

Потом палю пьянку в первой роте. И мне по-крупному везёт. Именно в этот момент с отпуска возвращается командир первой роты Сергей Самосин. И заходит в казарму.

Я, в этот момент уже запустив табуретом в толпу, дёргаю дужку с ближайшей кровати… по привычке. Только вот у нас в казарме дужки не снимаются с кроватей. Петрович, как оказалось, давно уже «разоружил» казарму. И я остаюсь с голыми руками против шестерых взбешённых солдат. Я в казарме один из офицеров и прапорщиков. Молодой и насквозь им незнакомый. Им не страшно, прут вперёд, сейчас будет больно, выцеливаю, кому первому… И…

Что происходит?? Сначала я слышу…

— Дежурный по батальону, на выход!!!

Прущие на меня старожилы батальона, как на стену, налетают на эту команду.

— Шухер, — кто сказал, непонятно, но следы пьянки пытаются запихнуть в тумбочку. Жигалин, краем глаза замечаю. Это фигня, вытряхнуть это дерьмо из тумбочки проблем не составит. Мне тормозить противопоказано. Раз команда не «Смирно!», значит, могу продолжать. Подскакиваю к Хорину, самому красномордому и наглому по причине стакана в башке, и луплю ему в нос. Остальные ведут себя странно. Разыграев — высоченная шпала, просто уёбывает в направлении сушилки. Закатин — мелкий и говнистый бойчина, виснет у меня на руках… остальные явно оставили намеренье кинуться на меня, но и не уёбывают. Некуда потому что. Смотрят на вошедшего. Хорин с разбитым носом тоже потерял ко мне интерес. Отрываю от себя Закатина и оглядываюсь наконец-то. Посреди располаги стоит худощавый старлей в повседневке с пилоткой на бровях. Руки в боки. Покачиваясь с пятки на носок, смотрит на меня.

— Ты кто??

— Командир второго взвода Скворин. А ты??

— А я ихний пиздец, — кивает на топчущихся солдат старлей, — Коряяяягиииин…. Ты чо, обезьянка, командира не узнал?? А ну, подь сюды!!!

Корягин — местный авторитет. Естественно, участник, если не организатор, пьянки. Именно его рубить и надо было бы. Да не дурак. В последних рядах был. Старлей, дождавшись Корягина, только одно и выдаёт:

— Дыхни.

Корягин выдыхает и получает по яйцам.

Мне же интересно, куда это рванул Разыграев. Так и есть. Водку ныкает. В сушилке схрон за батареями. Разыграев, даже не залупаясь, выгребает всё оттуда, и идём в располагу.

Там уже вовсю построение. Тумбочка с остатками жратвы перевёрнута.

Там-то мы и жмём друг другу руки.

— Сергей, командир 1 роты.

— Алексей.

— Почему пьянку допустил??

— Да я только пришёл из парка, ща мои подтянутся…опечатывают…

— Не зря я решил заглянуть…

Старший лейтенант Самосин, среди бойцов — Самоса, алкаш и служака, прибыл из отпуска на два дня раньше. Кто бы мог подумать, что придёт в казарму на ночь глядя?? Соскучился, видать. Он — будущий комбат нашего батальона. Дикорастущий. Правильный офицер. Не всё же служить один на один с солдатским коллективом!! Потом из отпуска возвращается Дима Клыков, и оказывается грамотнейшим офицером, знающим технику и дрючящим бойцов не хуже Самосина. Я наконец-то среди своих. Где есть, кому подстраховать меня, и где я буду страховать любого из них. Нет, я, конечно, и в Борзе был со своими, но выходя в казарму, я знал, что я тут сейчас один в роте, и зачастую против этой роты, пока не смял всех. Потому что, пока я отдыхал, тут стоял другой. Нас было мало.

А тут… Я наконец-то могу нормально служить, не косясь 25 часов в сутки за спину.

Дима, с виду добродушный увалень, эдакий улыбчивый толстячок небольшого роста, с добрющей улыбкой и чистым, ясным взглядом, ямочками на щеках и подбородке. Со всей присущей полноватым людям неторопливостью и вместе с тем удивительной подвижностью. Старший лейтенант Дима Клыков. Поначалу появившись в батальоне, отгулявший отпуск где-то на морях у родственников, он мне жутко не понравился. Приходит в парк эдакий холёный и не знающий горя офицер, где нас по-быстрому знакомит Зампотех, и начинает балагурить, расспрашивая, кто я, да откуда. На технику и не смотрит. Форма опять-таки не полевая, не комбез…в парк пришёл. Щёголь, твою мать. Я же зачуханый весь, где в соляре, где в литоле, где в обычной грязюке… завтра занятия, мне технику готовить, а ему интересно, кто я, да что я. Я порываюсь смотреть, что там Волкогонов делает, а он меня за рукав придерживает да расспрашивает, что тут за последнее время творилось. Нервничать начинаю. Думаю, бездельник ёбаный, лучше бы не возвращался, и вдруг начинается:

— А ты чо такой дёрганый-то, Алексей??

— Да блядь, занятия завтра, а у меня только четыре машины…