Выхожу в роту. Ну, кто бы сомневался?? Замятин сидит на табурете. Я смотрю на него в упор. Это длится секунду, потом Замятин подрывается. Я делаю к нему шаг, он как-то скукоживается. Врубаюсь, что он просто покорно ждёт заслуженную подачу. Безропотно старается пережить очередной неприятный момент в своей жизни. Мне омерзительно до блевотины от того, что я понимаю, что очень скоро не буду ощущать этих моментов. Не буду даже задумываться. Загрубею. Не хочу. Ненавижу. Уже ненавижу и этих Замятиных, и эту роту, и себя. И это моя работа??? Пинаю со всей дури стоящий табурет. Он летит к оружейке, чуть сильнее — и долетел бы. Ногу отшибаю напрочь. В туфлях пинаться противопоказано. В них действительно только по паркетам шаркать. Но боль, как ни странно, завершает приступ чувствительности, и я опять злой, как чёрт, лейтенант. Лейтенант Российской Армии. И меня тут явно запомнили. Замятин аж вытянулся, упорно смотрит на выход из роты. Я киваю на его сапоги.
— Помочь???
Замятин смотрит на свои сапоги, потом на меня, и опять ждёт в бубен.
— Я на второй этаж. К моему возвращению устранить, — разворачиваюсь и выхожу из роты. Занавес. Глаза б мои этих спектаклей не видели. Но антракты всегда коротки.
Спускаюсь, гордый собой, на второй этаж. Захожу.
— Дежурный по роте, на выход!! — орёт на всю округу тощее тело с тумбочки. Штык на нём висит, как гипертрофированый хуй, прямо под пупком. Подхожу, беру штык за ножны, поднимаю перпендикулярно его отсутствующему животу. Солдат таращит глаза — лапа у уха в приветствии, ещё и тянуться начал… аистёнок, твою мать. Улавливаю буханье сапог слева и отпускаю ножны, которые, естественно, с ускорением возвращаются на место, туда, где висели, прямо ему по яйцам… несильно, но чувствительно. Солдат слегка гнётся, шипит и крючит болезненно лицо. Я оборачиваюсь к подбежавшему Дежурному по роте.
— Дежурный по роте младший сержант Николаев! — узкоглазый крепко сбитый паренёк с фингалом в полрожи.
— Хуясе… сержант (в армаде в званиях есть два моментика интересных… будь ты младшим, просто или старшим сержантом, обращение «сержант» — это нормально, то же самое с подполковником — полковником… зачастую подполу говорят «полковник» — так проще и быстрее обращаться… и так ясно по звёздам — лычкам, с кем говоришь), это тебя так твой дневальный? Наверное, потому, что ты его в божеский вид хотел привести? Стоит он у тебя тут, как чучело… штык на яйцах… я тебе помогать, что ли, должен — следить за внешним видом твоих дневальных??…хуёво, товарищ младший сержант.
Тот косится на дневального — дневальный лихорадочно начинает заправляться.
— Где штаб?
— Вон та дверь.
Я разворачиваюсь и иду к штабной двери, открываю. Сзади слышу шлепок. Поворачиваюсь… дневальный держится за бубен, а дежурный ему что-то зло выговаривает. Неуставняк. А чем я только что занимался наверху??? И скажите мне, кто всё это порождает??? Оно само…ветром надуло. Есть ли альтернатива?? Есть. Батонство. Нет альтернативы потому что.
Вмешиваться глупо, но надо.
— Отставить, сержант. Доложишь командиру роты о рукоприкладстве — я проверю…
Сержант смотрит на меня. У меня ощущение, что сержант увидел инопланетянина.
— Не слышу, товарищ младший сержант.
— Есть доложить командиру…
Угу…я, типа, поверил. Правила игры. Служба.
Захожу в штаб — две совмещённые комнаты. Первая, с какой-то тёткой полной, лет сорока, в комке за компьютером!! И за стойкой.
(Цивилизация блин… в казарме, кстати, свет есть!!!! Я за всеми перипетиями только сейчас это понимаю. Не всё так хуёво, как в общаге. По крайней мере, чай уже есть — жить можно.)
Когда-то она была миловидной, наверное, поднятые на меня глаза очень выразительны.
(Это жена командира первого взвода моей роты Дениса П… У неё двое своих детей, и ей сорок… Денису 22… Обычный Борзинский брак. бытовуха и служба сожрали лейтенанта, и он устроил быт так, как смог… женился на местной разведёнке и получил возможность более-менее спокойно служить, в относительной сытости и чистоте. Баба есть баба, мужик есть мужик.)
— Скворин??
— Я.
— Потом ко мне подойдёшь, я по документам и аттестатам твоим…пару вопросов надо… а-то зампотыл на учениях… я тут за всех… меня Ольга зовут…
Из двери во вторую комнату выходит давешний старлей…
— Пришёл? Ну, пошли… — заходит обратно.
Мы с ним говорим около часа. Весь разговор я смотрю на огромную, во всю стену, карту нашей страны… Флажком отмечена Борзя — Москву я и без флажка вижу… рук дотянуться, поставив один палец на Борзю, а второй потянув к Москве, у меня не хватит, я до конца понимаю, НАСКОЛЬКО я далеко от своей прежней жизни.
Опять становится тоскливо. Старлей, не умолкая, рассказывает об обитателях батальона, высказывая своё личное отношение к ним, обсалютно меня не интересующее. Странное ощущение. Вот я вроде бы здесь человек новый, а он старожил. И, тем ни менее, в общении инициатива у меня. Это не Бурый. Это премудрый пескарь, имеющий собственное мнение только при плотно закрытых входных дверях. И ему самому с собой ни фига не тесно.