…в ущерб боеспособности всего нашего ГО. Суд целиком и полностью подтвердил вину подсудимых:
многократные злоупотребления, игнорирование служебных обязанностей, организация утечки информации… Смещены с занимаемых должностей… осуждены на разные сроки тюремного заключения… Полковник Ретельников Н.И., в течение многих лет продававший секретные материалы отечественного ГО аналогичным зарубежным службам… признан виновным в измене Родине и приговорен к высшей мере наказания – расстрелу…
За окном медленно, неуверенно светлело небо. Теперь будет легче. Если рассвет – значит, ночь позади. Еще немножко, и встанет солнце, но в принципе уже сейчас можно шлепать на кухню и варить себе кофе.
Лидка боком выбралась из-под одеяла. Рысюк тяжко вздохнул, но не проснулся.
Оживая, подавали голос птицы, сперва робко, потом все более слаженно. Трудно поверить, что это не магнитофонная запись, что здесь, в центре города, в душном административном квартале, еще остался кто-то, способный щебетать на рассвете.
В сером утреннем полумраке она прошла в ванную. Взглянула в зеркало над раковиной, заранее зная, что предстоит увидеть. Лихорадочно блестящие глаза, отекшие веки, седые волоски по обе стороны от пробора. Тридцать три года, ни годом больше, но и ни годом меньше. Все врут, что косметология способна творить чудеса… На воспаленный затравленный взгляд не наложишь очищающую маску.
Она умылась, на несколько минут создав для себя самой иллюзию бодрости и свежести. Отправилась на кухню и плотно закрыла за собой дверь. Негромко взвыла кофемолка; Лидка поставила на огонь медную, как колокол, и такую же огромную джезву. Вот и все. Сейчас остатки бессонной ночи благополучно утопятся в густой коричневой жиже. И забудется «час быка» – раздумья, приходящие, будто по расписанию, ровно в четыре часа утра. Замечательное время, звездный час всех сумасшедших.
Лидка улыбнулась. Отхлебнула из дымящейся чашки. Еще. Бесшумно приоткрылась дверь, на пороге обнаружился Рысюк, босой, в полосатом до пят халате.
– Доброе утро, – сказала Лидка.
– Ты с ума сошла? – спросил он ворчливо. – Такая рань…
– Ранняя птичка ловит червячка. Хочешь кофе?
Глава Администрации насупился, будто ему предлагали по меньшей мере мышьяку. Беспечный Лидкин тон не мог обмануть Рысюка. Иногда в минуты отчаяния ей казалось, что Рысюка вообще невозможно обмануть.
– Что случилось, Лида?
– Ничего.
– А конкретнее?
Лидка забросила ноги на табуретку.
– Ни-че-го.
Рысюк молча ждал. Она поморщилась, как от лимона.
– Два дня назад звонил Слава.
– Какой Слава? – спросил Рысюк после паузы.
– Слава Зарудный, – сказала Лидка с нервным смешком. – Ты уже забыл, кто это?
Рысюк сунул руки в карманы халата. Помолчал. Улыбнулся:
– Паникует?
Лидка сдвинула брови:
– Как ты сказал?
– Слава паникует? Ему стало тесно в одной коробке с Верверовым? Он чего-то боится?
Лидка пожевала губами. Отвернулась, тихо спросила, глядя в окно:
– Кто устроил эту дикую чистку в ГО?
Рысюк молчал.
– Кто устроил эту длинную показательную расправу? Кому помешал Ретельников, семидесятипятилетний старик?!
За окном вставало солнце.
Николай Иванович. Пепельница в коробочке из-под аспирина. Птичий помет на влажной весенней скамейке.
– При чем тут Слава? – мягко спросил Рысюк. – Его не тронут при любом раскладе. Он – Зарудный, а это табу…
– Игорь, ты понимаешь, что происходит? – устало спросила Лидка.
Рысюк терпеливо кивнул:
– Ты не спишь и нервничаешь. Тебе кажется, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Ничего подобного – разборки в структурах были и прежде, только ты ничего об этом не знала.
– В таких масштабах – не было, – сказала Лидка сквозь зубы.
Рысюк снова кивнул:
– Да, возможно, сейчас все игры ведутся по-крупному, но ведь через три года будет мрыга, Лида. Старое ГО – разжиревшая, потерявшая боеспособность организация. Старое государство – банда взяточников и казнокрадов…
Он поймал ее за плечи и аккуратно, будто тяжелую вазу, снял с табуретки. Притянул к себе.
– …А новое государство прорастает сквозь останки старого, как травка…
– …сквозь труп… – вставила она сквозь зубы.
– Ну что за натурализм! – Рысюк шевельнул плечами, халат упал к его ногам, Лидкина щека оказалась прижатой к холодной, твердой, безволосой Игоревой груди.
– Отпусти, – сказала она тихо.
– Да, – отозвался он печально. – Вот именно так силовые структуры поступают с доверившимся ему народом… для его же блага.