Армагеддон. Книга 2. Выпуск 10 (07)

"Да, ну?" — спросил Кид восхищенно. "Парень, да ты похоже чокнутый, как сортирная крыса. И это отлично. Мне нравятся чокнутые. Я и сам чокнутый. У меня совсем крыша поехала. Мусорный Бак, говоришь? Мне это нравится. У нас с тобой хорошая пара. Чокнутый Малыш и Чокнутый Мусорный Бак. Давай пожмем друг другу руки".

Малыш протянул руку, и Мусорный Бак постарался пожать ее как можно быстрее, чтобы Малыш снова взялся за руль обеими руками. Они скользнули за поворот, и там, перегородив почти всю дорогу, стоял "Бекинз", и Мусорный Бак закрыл лицо руками, приготовившись к немедленному путешествию в астральный план. Малыш даже ухом не повел. "Форд" скользнул по левой обочине, как водомерка, чиркнув боком по кабине грузовика.

"Близко", — сказал Мусорный Бак, когда почувствовал, что может говорить без дрожи в голосе.

"Ну, парень", — равнодушно сказал Малыш. Один из его кукольных глаз торжественно подмигнул Мусорному Баку. "Не надо ля-ля. Как пиво? Ядреное, правда? Бьет по башке после езды на детском велике, так ведь?"

"Конечно", — ответил Мусорный Бак и сделала еще один большой глоток. Он был сумасшедшим, но не настолько, чтобы противоречить Малышу, когда тот ведет машину. Даже и в мыслях не было.

"Ну, не будем вешать друг другу лапшу на уши", — сказал Малыш, потянувшись на заднее сиденье за пивом. "Мы ведь едем в одно место, так?"

"Пожалуй", — осторожно ответил Мусорный Бак.

"Едем на запад", — сказал Малыш. "Чтобы получить свой кусок пирога. Ты веришь в эти штучки-дрючки?"

"Пожалуй".

"Тебе снились сны об этом буке в черном летнем костюме, так ведь?"

"Вы имеете в виду священника?"

"Я всегда имею в виду то, что говорю, и говорю то, что имею в виду", — равнодушно сказал Малыш. "Не надо ля-ля, сраный жук. Это черный летний костюм, и на парне очки-консервы. Такие большие, что лица не видно. Старый мудозвон, вот он кто, так ведь?"

"Да", — ответил Мусорный Бак, отхлебнув еще теплого пива. Голова его начала гудеть.

Малыш сгорбился над оранжевым рулем и начал подражать пилоту-истребителю во время воздушного боя. "Форд" завилял из стороны в сторону.

"Ниииишшиийййяааааааахххх…. ехехехехехехех…

будда-будда-будда… получай, фашист… разворачивай пушку, чертов сопляк… такка… такка… такка-такка-такка! Они сбиты, сэр! Все спокойно… Хоу-ООООООГАХ! Садимся, парни! ХоуОООООООГАХ!"

На протяжении всей этой сцены лицо его оставалось абсолютно бесстрастным. Кожа Мусорного Бака покрылась тонкой пленкой пота. Он выпил пиво. Теперь ему надо было пописать.

"Но я его не испугался", — сказал Малыш, словно разговор не прерывался ни на секунду. "Хрен ему. Он крутой парень, но Малышу уже приходилось иметь дело с крутыми парнями. Сначала они закрывали рот, а потом — глаза, как говорит Босс. Ты веришь в эти штучки-дрючки?"

"Конечно", — сказал Мусорный Бак.

"Ты знаешь Босса?"

"Конечно", — сказал Мусорный Бак. У него не было ни малейшего представления о том, кто такой Босс.

"Тот, кто не знает, пожалеет об этом. Слушай, знаешь, что я собираюсь делать?"

"Ехать на запад?" — осмелился предположить Мусорный Бак. Предположение казалось достаточно безопасным.

Малыш нетерпеливо дернулся. "После того, как я буду там. После. Знаешь, что я собираюсь делать после?"

"Нет. Что?"

"Хочу ненадолго залечь на дно. Разнюхать ситуацию. Понимаешь эти штучки-дрючки?"

"Конечно", — сказал Мусорный Бак.

"Не надо ля-ля. Просто разнюхать. Разнюхать, кто стоит во главе. Потом…"

Малыш замолчал.

"Потом что?" — неуверенно спросил Мусорный Бак.

"Потом заткну ему рот и закрою ему глаза. Покажу, где зимуют раки. Оторву ему яйца. Ты веришь в это?"

"Да, конечно".

"Я возьму над ним верх", — сказал Малыш доверительно. "Оторву ему яйца. Держись со мной, Мусорный Бак. Нам больше не придется жрать консервированную свинину с бобами. Мы сожрем столько кур, сколько тебе и не снилось".

"Форд" с грохотом понесся дальше. Мусорный Бак сидел на месте пассажира с теплым пивом на коленях, и его одолевало внутреннее беспокойство.

Перед самым рассветом пятого августа Мусорный Бак вошел в Циболу, также известную под названием Лас-Вегас. Где-то на последних пяти милях дороги он потерял свою левую теннисную туфлю, и теперь его шаги звучали так: шлеп-БУХ, шлеп-БУХ, шлеп-БУХ.

Он почти дошел, но теперь, когда он пробирался по забитому машинами шоссе, им овладело легкое удивление. Он смог. Он был в Циболе. Он был подвергнут испытанию и с честью выдержал его.