Армагеддон. Книга 3. Подземелья Смерти

— В тот день смерть коснулась Эстадос Унидос. — Старый индеец потряс листком, как будто это могло кого-то убедить. — То был ваш хозяин, Болон Окте. Мы не противились, потому что это не касалось нашего народа. Но теперь все изменилось. Болезнь убивает индейцев, как когда-то, в прежние времена. Идите и молите Болон Окте, чтобы он отвел свою руку от нашего народа. Пусть губит гринго, если желает, но оставит в покое нас.

— Великий Губитель никогда не отводит руку, занесенную для удара, — мрачно ответил Балам-Акаб.

— Тогда есть ли смысл в вашем существовании? — спросил другой старейшина.

Гватемалец, до того молчавший, холодно усмехнулся:

— Больше, чем в твоем, Эль Вьехо [4].

— Возможно. Но сейчас пришла пора это доказать. Мы просим вас исполнить то, о чем говорится в старых книгах. Если придет беда, Слуги Болон Окте должны отправиться в место, называемое Холодной Дырой, и молить своего владыку о милосердии.

— Отличное место для милосердия, — хрипло засмеялся Ики-Балам.

— Мы просим вас.

Колдуны молчали. Махукутах чувствовал, что надо как-то ответить, но как? «Мы согласны»? «Мы подумаем»? А кто он такой, чтобы говорить за всех?

И пока он раздумывал, за всех ответил Гватемалец.

— Пять тысяч долларов, — сказал он. — На каждого.

Ночью они долго спорили. Балам-Акаб считал, что даже если старейшины наскребут требуемую сумму, выполнить их просьбу все равно не получится.

— Это бессмысленно, — говорил он. — Эти глупцы не понимают, что Владыка не станет нас слушать. У каждого из нас хватает забот в своих родных местах. Надо было отказаться, Гватемалец.

— Иди и откажись, — буркнул южанин. — А я заберу твою долю.

Двадцать тысяч новых мексиканских долларов — большие деньги. На следующий день трое вооруженных индейцев на стареньком мини-вэне отправились в ближайший город и сняли все средства со счетов трех сельских общин. Когда они привезли деньги, никто из Четверых не нашел в себе сил отказаться.

Теперь, в двух шагах от Холодной Дыры, Махукутах думал о том, что не такая уж это огромная сумма, чтобы рисковать ради нее своей жизнью.

Но дело, конечно, не только в деньгах. Репутация гораздо важнее. Вернуться с поджатым хвостом, как побитая собака, — и прожить остаток жизни с клеймом колдуна-неудачника. Махукутах видел таких. Позорное, унизительное зрелище. И совсем другое дело — снискать славу мага, остановившего руку Болон Окте.

Вот только Балам-Акаб был прав.

Остановить руку Болон Окте невозможно.

Храм был похож на оплывшую земляную гору. Склоны горы густо поросли кустарником, напоминавшим темно-зеленую шкуру огромного зверя. Метрах в десяти от земли шкура была подпорчена большой черной подпалиной — прямоугольником вырубленных и сожженных кустов.

— Работа гринго, — презрительно фыркнул Ики-Балам.

Присмотревшись, Махукутах разглядел уходившую в глубь земляной горы нору — наспех выкопанный тоннель, укрепленный деревянными подпорками. Рядом валялась расколотая пополам каменная плита. Сквозь трещину успели пробиться жесткие колючие метелки енотовой травы. Махукутах наклонился, разглядывая плиту — по краям ее видны были сколы, тут кто-то поработал ломом, причем не особенно заботясь о сохранности древнего монолита.

— Это гробница, — сказал Балам-Акаб. — Проклятие Веселой Смерти было спрятано в ней, и гринго вынесли его наружу.

Четверо переглянулись. В тоннель не хотелось лезть никому.

— Это не то место, — неожиданно произнес Гватемалец.

— Как это — не то? — подозрительно прищурился Балам-Акаб.

— Не то, и все. — Гватемалец подошел к плите и выразительно сплюнул на нее. — Просто яма в груде старых камней. Можете залезть туда, если хотите, — там нет ничего, кроме заплесневелых костей.

Почему-то после этих слов Махукутах испытал облегчение.

Солнце склонялось к закату, и от пирамиды тянулась, удлиняясь на глазах, холодная тень.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Ики-Балам.

— Мой нагуаль сказал мне, — ответил Гватемалец и усмехнулся. — Ваши, я вижу, молчат.

Это уже было похоже на оскорбление, и Балам-Акаб не выдержал.

— Можно подумать, ты болтаешь со своим нагуалем по мобильному.

— Нет, — усмешка Гватемальца стала еще более неприятной, — просто я, в отличие от вас, не шарлатан.

Прежде чем Балам-Акаб успел сообразить, что его оскорбили еще раз, Гватемалец круто развернулся и зашагал в сторону леса.

— Эй! — крикнул ему в спину Балам-Акаб, но Гватемалец даже не обернулся.

Он отсутствовал не меньше часа. За это время солнце уже успело спрятаться за стену леса и развалины мертвого города окутали темно-фиолетовые сумерки. В этих сумерках коренастая фигура колдуна показалась Махукутаху ожившим деревом.

— Я нашел Холодную Дыру, — сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Она там, в руинах старого дворца.

— Ты уверен? — осторожно спросил Махукутах.

Гватемалец на него даже не посмотрел.

— Сейчас мне надо пожрать, — сказал он. — Разведите, что ли, костер, да поджарьте ветчину.

— Послушай, — голос Балам-Акаба звучал почти вкрадчиво, — тебе не кажется, что ты слишком раскомандовался?

Гватемалец хмыкнул и вытащил из своего рюкзака банку консервов.