Армагеддон Лайт

Король впился в ароматную плоть губами. Казалось, для него ничего нет слаще. О, как же он счастлив. Люцифериане — ничтожные твари. Они могут лишь поклоняться изображению своего бога на деревянной доске да возносить молитвы в пустое небо. Но правителю подземелий повезло, он говорит с богом, чувствует его и прикасается к нему: ощущая вкус сахара, ванили и биение божественного сердца.

Вот скажите — разве это не счастье?

Место проживания божества (разумеется, люкс) наполняло душу Короля благоговением. Ярко-бордовые стены, тёмные, особого вида алые кактусы в кадках, диваны из кожи, отсвечивающие багряным, дивные столики красного дерева, картины у потолка, изображающие бушующее пламя, и даже люстра, испускающая мрачный рубиновый свет. То ли огонь, то ли кровь. А может, оба вместе? Король инстинктивно облизнулся, вспомнив человеческую кровь, кипящую на подземных алтарях святилища. Да, у их кумира отменный вкус.

Божество ласково улыбнулось.

— Прости, но у меня осталось маленькое порученьице…

— Всё, что угодно, — захлебнулся преданностью Король. — Для тебя — моя жизнь.

Он не смотрел божеству в глаза. Не то чтобы не хотел, — не осмеливался.

— Эти двое очень сильны, — печально сказало оно. — Мы не оценили их по достоинству и пожали плоды неудач. Спасибо за твои старания, но, пока тебя не было, я придумал иной ход. Мы обязаны попробовать, понимаешь? Их необходимо разделить, поскольку поодиночке расправиться с ними легче. Я думал, эта версия мира сработает, однако… они объединились. Конечно, французы помогут, однако… Увы, я снова вынужден попросить тебя об исключительно важной услуге. Той, что ты уже делал для меня. Я знаю, как это больно.

Король вздрогнул всем телом.

Больно — это не то слово. Создания, подобные ему, почти ничего не знали о боли. Например, с Евгением Богарне всё прошло отлично, — менеджер действовал как марионетка: открывая рот, он произносил слова, значения которых не понимал. Да и в потасовке с другими маршалами ифрит ничего не почувствовал. Король надевал людей, словно перчатки, — без эмоций и ощущений. Но чтица… тут всё по-другому. Настасья фарширована болью, кошмаром, лезвиями бритв. Когда он овладевает её разумом и телом, ему хочется бесконечно кричать, пока не разорвётся рот и не лопнут глаза. Тьма мыслей чтицы пожирает полностью, и в последний раз Король понял: это кончится плохо. Впервые в своей жизни он осознал, что может умереть, — и мысль ему не понравилась. Однако отказать богу нельзя, даже если придётся жертвовать собой.

— Приказывай, господин, — коротко произнёс Король и распростёрся ниц.

Божество улыбнулось. Присев, оно потрепало Короля по затылку — так, как ласкают любимую собачку. Затем приблизилось к двери, ведущей в другую комнату, и дважды повернуло торчащий в замочной скважине ключ. Повелитель подземелья, следуя за ним, вошёл в спальню. Как и прошлый раз, Настасья сидела на стуле — с отрешённым, безразличным видом. Глаза девушки были полузакрыты, вероятно, она находилась в забытьи. Руки, тщательно привязанные к подлокотникам, посинели от верёвок.

Король остановился, стараясь оттянуть момент боли.

— Что от неё требуется, господин? — спросил он.

Божество протянуло листок бумаги, судя по всему, вырванный из тетрадки. Король пошевелил губами, запоминая текст. Действо займёт много времени, и он проведёт его в муках. Терзаясь, Король поклонился божеству. Оно затворило дверь и произнесло короткое заклинание. Проход в спальню брызнул фонтанчиками серебряной пыли, растворился, исчез. На месте двери появилась стена. Божество сложило на груди руки — теперь оно само, если бы и захотело, не смогло бы проникнуть к чтице на протяжении часа. Хорошая печать, правда, не вечная. Имей он такую возможность, запер бы эту парочку где-нибудь навсегда, вдали от людских очей. Желательно в пещере или на дне морском, чтобы они никогда не смогли оттуда выбраться — и бесконечно выполняли его приказы. Приблизившись к столику с фруктами, божество выбрало самую сочную ягоду инжира.

Облизав губы, оно поднесло её ко рту, и…

Снаружи, из коридора, послышались мягкие шаги. Божество не успело опомниться, как щёлкнул электронный замок, и в люкс проскользнул Аваддон. Аккуратно прикрыл за собой дверь номера и не глядя на остолбеневшего бога, прошёл в центр гостиной. Слегка распушив крылья, ангел сел в кресло и взял из вазочки первое попавшееся яблоко.

— Неплохо ты тут устроился, — зевнул под маской Аваддон. — Небось думал, я тебя не найду? Я даже никакой магии не применял, чтобы войти, — ключ у горничной позаимствовал. Да-да, согласен с тобой: ангелы щас такие пошли, с ними в трамвай не садись. Насколько я понимаю, ты и есть заказчик всей операции по изменению прошлого, не так ли? Очень приятно. Меня зовут Аваддон, и я с удовольствием перережу тебе глотку — во имя доброты Рая и прекрасности Господа нашего. Позволь узнать, кто ты такой?

Божество не издало ни звука.