Армагеддон откладывается

Его умелая политика заключалась не в том, чтобы уничтожить других Великих Ануннаков, а в том, чтобы подчинить их себе. После того как строительство Эсагиля было завершено, Мардук пригласил остальных богов в Вавилон и предложил поселиться в храмах, специально построенных для каждого из них на территории священного места. Шестая таблица вавилонской версии «мифа творения» описывает пир, устроенный Мардуком после окончания строительства. «Вот Вавилон – жилье ваше ныне, – сказал он. – Радуйтесь в нем, веселитесь, ликуйте». Приняв его приглашение, остальные боги действительно превратили Вавилон в то, что подразумевает его название – «Врата божьи».

Как рассказывает миф, боги заняли места перед высоким помостом, на котором восседал сам Мардук Среди них были «Семь богов Судьбы». После пира и совершения всех обрядов – после того, как «возвышенное в Эсагиле сотворили, все уставы назначили, все предначертанья», Энлиль:

Лук, оружье свое боевое, положил перед богами…

Признавая декларацию о «мирном сосуществовании» лидера клана Энлиля, Энки сказал:

Да будет возвышен наш сын-отомстителъ, Славна его власть, да не будет ей равных. Детищ своих, черноголовых, воистину пастырем он будет во веки веков, да не позабудут, да назовут они его деянья…

Перечисляя все молитвы, которые люди должны возносить в честь Мардука и других богов, собравшихся в Вавилоне, Энки провозгласил:

Нам же, сколько бы имен мы ему ни давали, главное – он воистину бог наш! Назовем же пятьдесят имен его ныне!

Объявив о своих пятидесяти именах – что гарантировало ему числовой ранг, равный пятидесяти, как у Энлиля и Нинурты, – Мардук превратился в бога богов. Не единственного бога, а верховного, которому должны были подчиняться остальные.

Хотя новая религия, провозглашенная в Вавилоне, не имела ничего общего с монотеизмом, ученые (и особенно на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков) увлеченно спорили по поводу утверждения, что идея триединства зародилась в Вавилоне. Признавалось, что новая вавилонская религия подчеркивала родственную линию Энки – Мардук – Набу и что свою божественную сущность Сын получал от Отца. Указывалось, что Энки называл Мардука «наш сын» и что само имя верховного бога МАРДУК, означает «сын священного места» (П. Йенсен), «сын космической горы» (Б. Мейснер), «сын сияющего дня» (А. Деймель) или просто «истинный сын» (В. Паулюс). В то время все ведущие «ассирологи» были немцами, и это является следствием того факта, что немецкое археологическое общество – оно играло также важную роль в политической и культурной жизни Германии – провело серию раскопок в Месопотамии с 1899 по 1917 год, пока Ирак не перешел под британский контроль.

Раскопки Древнего Вавилона (несмотря на то что большинство находок датировались седьмым веком до нашей эры) привели не только к пониманию того, что библейский миф творения имеет месопотамские корни, но и вызвали жаркие споры среди ученых и теологов на тему «Вавилон и Библия». После того как стал известен миф о погребении Мардука и его последующем возвращении, во многих работах зазвучал вопрос– не был ли Мардук «Христом из Ура»?

Со временем этот вопрос, ответ на который так и не был получен, исчез сам собой – послевоенная Европа, и особенно Германия, столкнулась с более важными проблемами. Однако следующий факт не подлежит сомнению: Новый Век, провозглашенный Мардуком в Вавилоне примерно в 2000 году до нашей эры, проявился в новой религии, политеизме с главенством одного бога над остальными.

Анализируя четыре тысячелетия религии Междуречья, Торкилд Якобсен («The Treasures of Darkness») указывал, что основной переменой в начале второго тысячелетия до нашей эры стало появление национальных божеств взамен универсальных богов предыдущих двух тысяч лет. Прежняя множественность божественных сил, писал Якобсен, «требовала способности различить, оценить и сделать выбор», причем не только между богами, но и между добром и злом. Присвоив себе силу других богов, Мардук уничтожил возможность выбора.

Национальный характер Мардука, утверждал Якобсен (в работе под названием «Toward the Image of Tammuz»), создавал ситуацию, «в которой религия и политика оказывались неразрывно связанными» и в которой боги «через знаки и предзнаменования активно направляли политиков в своих странах».