На проведение эксперимента требуется добрая воля, но вовсе не жителей. Жителей, разумеется, надо иметь в виду, но в первую очередь важно, чтобы все значимые экономические субъекты данного региона сознательно сказали, что да, мы участвуем в этом эксперименте на тех условиях, которые выдвинуты, и согласны на определённые обязательства. А именно: заводы, фабрики и магазины должны чётко понять и принять, что
Должно быть определено минимальное время проведения эксперимента, желательно не меньше года, чтобы могли пройти целые производственные циклы, например, в сельском хозяйстве. Далее, начальство должно осознать, что плата за простой денег — демерредж — вводится НЕ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ ПРИБЫЛИ, а для правильного функционирования всей системы.
После достижения общего согласия в регионе можно начинать.
Ах да, чуть не забыли. Население! Для него следует проводить информационную кампанию, рассказывая о том, что такое боны и как станет хорошо, когда они появятся. Устраивать «деловые игры» для низовых руководителей. Проверить готовность почт и банков.
И вот торжественное начало. В присутствии прессы и охраны сумма, эквивалентная, скажем, месячной зарплате всех бюджетников региона, помещается в чемодан и кладётся на депозит в Центробанке. Если нам понадобится допечатывать боны, то есть вывести из оборота энную сумму нормальных рублей, переведя их в боны, то опять по той же процедуре: рубли запаковываются, и ровно на эту сумму эмитируются новые горячие боны. Это делается, чтобы никто не боялся проигрыша. Если в какой-то момент жители скажут: «Всё, нам надоели ваши игры», этот чемодан возвращается назад в регион, и все горячие боны, которые были эмитированы, выкупаются у населения за настоящие рубли, а эксперимент завершается.
А пока всё только начинается. Выдали бюджетникам зарплату в бонах (которые имеют ограниченный срок хождения), и они с ними сразу побежали в магазин. Тут же. Ну, мы знаем наши магазины. Ясное дело, что теперь в них будут сдачу давать только бонами, считая их плохими деньгами, а рубли (хорошие деньги) придерживать; это психология, она однозначна. Этими же деньгами магазины будут расплачиваться с заводом, пекарней, всяким прочим поставщиком товара. А на заводах, как только туда из магазинов боны привезут, первую же зарплату рабочим выдадут именно бонами, — может быть, даже досрочно. А мы этого и хотим.
Мы хотим, чтобы деньги как можно чаще крутились.
Ведь в самом деле много денег не надо. Товарная масса определяется наличными деньгами, умноженными на количество оборотов, и всё. Если мы сделаем, скажем, 52 оборота — по разу в неделю, — потому что зарплату можно выдавать еженедельно, то у нас получается фантастическая сумма. Если оборачиваемость была 10 %, десять раз в год, то, поднявшись до пятидесяти двух раз, она даст этому региону четыре дополнительных бюджета.
Чем «хуже» деньги, тем быстрее они крутятся. Этот закон вывел английский банкир XVII века Грэхэм: валюты, которые люди не хотят накапливать, оборачиваются быстрее, чем накапливаемые. Примечательно, однако, что он выразил это именно в таких терминах: «плохие деньги вытесняют хорошие», то есть «хорошие» идентифицируются с функцией накопления больше, чем с функцией обмена. С этим был согласен и Николай Коперник, которого мы знаем как астронома. (Кстати, мы и Ньютона тоже знаем как физика, а на самом деле Коперник и Ньютон — это два известных экономиста.) Не будем придираться к словам, а суть понятна: «хорошие» деньги люди прячут, а «плохие» крутятся в экономике. Вот и в нашем регионе, как только мы впрыснем туда «плохих» денег, только они и будут в обороте, автоматически. Не надо никаких специальных мер, чтобы только они и стали ходить. Экономика воспрянет, а рубли будут прятать, как сейчас прячут доллары.
Рубли и так-то всегда исчезают под матрасами. Сколько бы банкнотов Центральный банк ни напечатал, через год возвращается не более 93 % этих денег. Чаще — сильно менее. Москва, например, фантастически много денег ест; неизвестно, куда она их девает…