Арманд и Крупская: женщины вождя

«Прочел сейчас, my dear friend (мои дорогой друг), новый роман Винниченко, что ты прислала. Вот ахинея и глупость! Соединить вместе побольше всяких «ужасов», собрать воедино и «порок», и «сифилис», и романтическое злодейство с вымогательством денег за тайну (и с превращением сестры обираемого субъекта в любовницу), и суд над доктором! Все это с истериками, с вывертами, с претензиями на «свою» теорию организации проституток. Сия организация ровно из себя ничего худого не представляет, но именно автор, сам Винниченко, делает из нее нелепость, смакует ее, превращает в «конька».

В «Речи» про роман сказано, что подражание Достоевскому и что есть хорошее. Подражание есть, по-моему, и архискверное подражание архискверному Достоевскому (Легенды о Великом Инквизиторе и «Бесов» Владимир Ильич Федору Михайловичу ни в коем случае не мог простить. — Б. С.).Поодиночке бывает, конечно, в жизни все то из ужасов, что описывает Винниченко. Но соединить их все вместе и таким образом — значит, малевать ужасы, пужать и свое воображение и читателя, «забивать» себя и его.

Мне пришлось однажды провести ночь с больным (белой горячкой) товарищем — и однажды «уговаривать» товарища, покушавшегося на самоубийство (после покушения) и впоследствии, через несколько лет, кончившего-таки самоубийством. Оба воспоминания — а lа Винниченко. Но в обоих случаях это были маленькие кусочки жизни обоих товарищей. А этот претенциозный махровый дурак Винниченко, любующийся собой, сделал отсюда коллекцию сплошь ужасов — своего рода «на 2 пенса ужасов». Бррр… Муть, ерунда, досадно, что тратил время на чтение.

P. S. Как идет дело с устройством на лето у тебя?

^{Твой В. И.}

Franchemeni, continuez vous a vous facher ou non?»(Скажи откровенно, продолжаешь ли сердиться на себя или нет? (фр.). — Б. С.).

Это — письмо друга, а не любовника. Даже само слово «любовница» употреблено здесь в явно негативном контексте. Вероятно, роман Винниченко Инессе в целом понравился. Иначе не стала бы она отнимать драгоценное ленинское время, рекомендуя Владимиру Ильичу прочесть «Заветы отцов». Возможно, Инессу привлекла тема «организации проституток», избавления их от порочного ремесла. Ведь когда-то и сама пыталась перевоспитывать «жриц любви». Но Ленина, по всей видимости, оттолкнуло чересчур подробное, на его взгляд, описание «порока». В ту пору произведения Винниченко называли чуть ли не «порнографией». Сегодня-то эти романы воспринимаются как вещи вполне невинные. Но Ильич, похоже, придерживался в этих вопросах крайне консервативных, если не сказать — ханжеских взглядов. И «ужасы» не переносил, даже в литературе. Правда, после 17-го года ужасов в России было с большим избытком, и ко многим из них Ленин имел прямое касательство. Но это — другое дело. Он только отдавал приказы, устные и письменные, будь то об убийстве царской семьи или о казнях тысяч и тысяч заложников и заподозренных в контрреволюции. Никого из своих жертв Ильич в лицо никогда не видел. И их страдания мог вообразить только по литературе, по романам того же Достоевского.