Арманс

Слова Октава пронзили ей сердце: значит, он ничего не знал о замысле г-жи де Маливер, вернее, относился к нему с полным безразличием и искал только дружбы! Когда гости разъехались, когда г-жа де Бонниве обсудила с ней все свои разнообразные проекты и Арманс смогла наконец запереться у себя в комнатке, ею овладела безысходная скорбь. Никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной, никогда жизнь не причиняла ей таких страданий. Как горько упрекала она себя за чтение романов, порою навевавших на нее несбыточные мечты! В такие минуты она осмеливалась думать: «Если бы я родилась богатой и Октав мог избрать меня подругой жизни, то, насколько я его знаю, он был бы со мной счастливее, чем с любой другой женщиной на свете».

Теперь она дорогой ценой расплачивалась за эти опасные иллюзии. Ее печаль не рассеялась и в следующие дни: стоило ей немного замечтаться, как мечты сменялись глубоким отвращением к жизни. На свое несчастье Арманс слишком хорошо понимала все, что с ней произошло: обстоятельства, препятствующие браку, на который она никогда не осмелилась бы согласиться, вдруг исчезли, но сердце Октава ей не принадлежало.

Г-жа де Маливер, заметившая зарождающуюся любовь Октава к Арманс, была очень обеспокоена его подчеркнутым вниманием к блистательной графине Д'Омаль. Однако стоило ей посмотреть на сына и на графиню, когда они были вместе, как она поняла, что молодой человек по странности своего характера навязал себе эти отношения совершенно сознательно. Г-жа Де Маливер знала, что, спроси она Октава, он ответил бы ей правду, но она избегала даже самых косвенных вопросов, считая, что не имеет на них права. Высоко ценя чувство собственного достоинства у представительниц своего пола, она хотела сперва поговорить с Арманс и лишь потом вызвать на откровенный разговор Октава, страстно влюбленного, по ее убеждению, в кузину.

Поделившись своим заветным желанием с м-ль Зоиловой, г-жа де Маливер стала целые дни проводить в гостиной г-жи де Бонниве Ей казалось, что между Арманс и ее сыном происходит что-то странное. Она видела глубокое уныние Арманс. «Неужели, — думала г-жа де Маливер, — Октав, который ее боготворит и столько времени проводит с нею, ни разу не объяснился ей в любви?»

Наступил день, когда м-ль Зоилова должна была дать окончательный ответ. Рано утром г-жа де Маливер послала за ней карету; слуге велено было передать Арманс записку с просьбой приехать на часок. Когда молодая девушка вошла к г-же де Маливер, у нее был такой вид, словно она перенесла тяжелую болезнь. Прийти пешком у нее не хватило бы сил. Как только они остались вдвоем, Арманс сказала с той невыразимой кротостью, которую рождает решимость отчаяния:

— У моего кузена совсем особенный характер. Ради его счастья, а может быть, и ради моего, — добавила она, заливаясь румянцем, — моя дорогая маменька не должна ни словом намекать ему на замысел, внушенный ей слишком добрым отношением ко мне.

Г-жа де Маливер согласилась исполнить эту просьбу очень неохотно.

— Я могу неожиданно умереть, — уговаривала она Арманс, — и тогда моему сыну не удастся жениться на единственной женщине, которая способна смягчить его трудный нрав. — Помолчав немного, она снова заговорила: — Это решение ты приняла, конечно, только потому, что у тебя нет состояния. Октаву ежеминутно нужно что-нибудь тебе рассказать, и не настолько же он глуп, чтобы ни разу не признаться в том, что ясно даже мне: в своей любви, такой горячей, на какую он только способен, а это, дитя мое, не так уж мало. Хотя приступы ярости, — правда, они становятся все реже, — и дают основание возражать против человека, которого я прочу тебе в мужья, зато ты будешь любима так, как в наши дни любимы лишь немногие женщины. Нас, может быть, ждут грозные времена, и только мужчина с твердым характером может обеспечить счастье своей семье. Ты отлично знаешь, милая Арманс, что Октав шутя справляется с житейскими трудностями, непосильными для заурядных людей. Если душа его спокойна, пусть весь мир ополчается на него, — он и четверти часа не будет предаваться унынию, а я знаю, что душевный покой Октава зависит от твоего согласия. Суди сама, как страстно я должна этого желать: ведь в твоих руках счастье моего сына. Четыре года днем и ночью я ломала голову над тем, как устроить это счастье, и ничего не могла придумать. Наконец он полюбил тебя. Помни, что жертвой твоей излишней щепетильности окажусь я. Ты боишься только того, что тебя осудят за брак с человеком, который гораздо богаче тебя, а я сойду в могилу, так и не успокоившись за судьбу сына, так и не увидев его соединившимся с той, которую я уважаю больше, чем всех других женщин на свете.