Армейская пора (Лыжню! – 2)

Ну, я глухо молчал и стол по стойке смирно, хотя маршал авиации, посмотрев на мишень, все настойчивее смотрел на меня. А вот на хрен на тебя, ты вон то шпионом меня обзовешь с последующим последствиями, то вором, тут просто обидно.

Впрочем, Кожедуб не растерялся, он лишь взял другого собеседника — Назарова. Вот и говорили, причем громко и смачно, совсем не обращая на срочников, будто они и не люди.

Но зато я все слышал, интересноведь, хотя и неприлично! По-моему, московский гость почему-то ко мне повернулся неприязненно. Я что, действительно, повел себя нагловато? Хм, я же нечаянно!

Назаров с какого-то хрена очень хитро меня оправдывал, хотя на первый взгляд тоже ругал. Однако в итоге четко указывал мои положительные стороны:

— Блестящий специалист по ЭВМ, которого некого не заменить;

— Биатлонист и лыжник, физическая подготовка которого лучше всех не только в роте, но и во всем учебном центре на сей день;

— Снайпер от бога, тут даже спорить неохота, выиграет, как плюнет.

На это Кожедуб внимательно посмотрел и почему-то отвел начальника центра в сторону, к одной из стен тира. Там они много, но тихо говорили. И что интересно, капитан Гришин увел роту в казарму, но когда я попытался пристроиться в строй, меня он вернул обратно. Мол, не велено, а я тут не главный, стой, если не можешь молчать.

Э, дорогие товарищи, я уже скромно молчу и обуян грустью. Ну чего же, я ведь совсем не матерюсь и не ругаюсь.

Но молчу и стою. Уж этим-то занятием за неделю я как-то научился. А любезные мои товарищи начальники вроде бы, наконец-то договорились и, поскольку постоянно поглядывали на меня, то договор у них явно шел за мой счет. Как всегда, баре ругаются, а у холопов чубы трещат.

Хотя, вроде бы, эта поговорка не из этого ряда или я уже из светлейших бар?

Пока я приходил к этому печальному выводу, разговор или, вернее, уже переговоры, закончились. По ряду намеков, мне, конечно, ничего не говорили, но и ничего не прятали. Так вот, я понял, что Кожедуб останется здесь. Ну а куда ему еще остаться? А уж потом будут ли какие деловые разговоры или банальная пьянка, мне чего. У меня вот другая проблема, ко мне решительно идет полковник Назаров с гадкими, судя по мимике лица, новостями:

— Ну, я не думаю, что тебя удивлю — маршал авиации высоко оценил твои деловые качества и очень ругал личные свойства. Но в совокупности — бледная тройка. А я ведь тебе говорил — язык у тебя без костей, доведет до веселого черного конца.

Назаров меня ругал, но как-то подозрительным отеческим тоном, что я сразу понял — здесь что-то не так. Чтобы начальник был добрым, хотя и очень ворчливым отцом. Да не в жизнь!

Потом все-таки признался попаданческим разумом — нет, Назаров где-то может быть отцом для восемнадцатилетних парней. А иначе их и не поднять. Ведь армейская пора — это не только получение военной специальности и возмужание. Это одновременно дальнейший физиологический и ментальный рост человека.

Все просто, от 18 до 20 лет продолжается развитие. Не так быстро, как раньше, но чувственно. И поэтому хороший командир — это и отец. Не как, конечно, родной папа, не будем преувеличивать, но какие-то отечественные нотки в нем есть.

Однако, что-то Назаров от меня прячет. Что, черт возьми! Или он думает, что я настолько простодушен и наивен, чтобы вот просто идти на поводу у двух этих хитроумных товарищей, если не сказать больше?

Я подождал, пока Назаров практически запутается в своих философских силлогизмах. Нет, все же насчет отцов я перемудрил. Ничто человеческое ему не чуждо и ставим точку. Сам заговорил:

— Товарищ полковник, вечер уже, а потом и ночь. Согласно суточному распорядку солдатам надо ложиться спать. И мне тоже. Может, достаточно хитрых размышлений, поговорим открыто?

— Хм, — хмыкнул начальник учебного центра, — я ведь говорил Кожедубу, что тебя бесполезно пытаться обхитрить. Внешне ты простодушный юноша, но внутри себя сугубо взрослый мужчина, даже седовласый старик.

Оп-па, а ведь он действительно умный, черт возьми. Взял и вывел всю мою подноготную, как на рентгене. И что теперь делать? Ощущение, что надо стойко и непреклонно стоять перед этими стариками, быстро исчезло. Настоишь тут.

Юридически они ничего не сделают, да они и не думают, что в восемнадцатилетнем юноше находится старый попаданец. Но даже если они будут лишь эмоционально подозревать, как, например, Кожедуб, не очень серьезно, но настойчиво убеждал, что я шпион.

В общем, надо уменьшать градус противостояния. Слишком уж разные фигуры. Под воздействием этих мыслей, начав напористо и как-то даже зло, потом стал все больше мямлить и осторожничать. И, в конце концов, я как-то произнес разумную мысль о компромиссе действий.

К моему крайнему удивлению, Назаров охотно прошел по этому пути. И, кажется, я его понял. Сам неоднократно так бывал между властными верхами и довольными, но своенравными низами. Вот и он так, только противоположные стороны в единичных количествах.