Услышав о возможности сверхурочных работ, полковник лишь одобрительно угукнул. А вот по поводу уклонения от присяги прочитал целую лекцию. Ну, штатский я еще, не знал такую военную специфику.
Оказывается, в армии это целый государственный акт, и что до присяги мы и не солдаты совсем, и что никакие особые действия с нами проводить нельзя. Ни работать, ни заграждать, ни даже наказывать. Нет, последнее можно, как я понял, но не как с военными, а как больше обычными гражданами СССР.
— А-а? — протянул я, имея в виду ремонт компьютеров.
— По большему счету тоже нельзя, хотя здесь проще, — понял меня Назаров, — все-таки секретов здесь пока особых нет, а надобность очень высокая. В общем, все сделали вид, что нормально. Хотя, конечно, если будет провинность, то виновные будут обязательно!
И он молча ткнул пальцем себе в грудь, прямо намекая, кто может оказаться этим обвиняемым.
Теперь уже я покрутил головой. Сложно-то как, господи! Хотя да, я даже на примере нашего маленького пединститута убедился, что жизнь очень сложна и неоднозначна, чтобы ее втискивать в простенькие инструкции и директивы. Присяга так присяга, а пока надо сверхурочно поработать. Что там говорил Викентий Александрович о неких льготах?
Уважаемые читатели, бесплатная часть 2 романа серии окончена!
Глава 9
Товарищ начальник учебного центра еще немного побыл здесь, и громогласно объявил, что, поскольку рядовой Ломаев выполняет важное государственное задание, то он подчиняется только ему и напрямую. И что любой мешающий немедленно окажется перед ними.
Строго это изъявив, он ушел по своим делам. А уж на такой должности забот очень много, по себе знаю, хоть и в армии не служил, но все равно был на административной должности. Солдаты и офицеры меня не трогали, им и так жизнь пухом не кажется, мне, между прочим, тоже. Труд, как говорится, превратил глупую обезьяну в разумного человека. Правда, тов. Фридрих Энгельс при этом скромно умолчал, как оная мартышка чувствовала себя и, вообще, хотела ли?
Я хоть и историк, но как-то даже думать об этом не хочу. Своих проблем клятое море. Точнее, их где-то шесть. Или семь, по числу машин? Посмотрел вслед уходящим хозяйственникам. Счастливые люди, сейчас поужинают и, согласно распорядку, довольно спать! А ты тут работать всю ночь, как будто сильно накосячил и получил знатное количество нарядов вне очереди.
О-ох, поужинать-то придется, как же не кушать-то вечером. Хочется думать, что старослужащие не рыпнутся, а то опять станешь в неудобном положении между, например, сержантом Маловым и полковником Назаровым. Понятно, что начальник учебного центра окажется сильнее старослужащего.
Только ведь бить будут ночью опять же меня. Да и вообще масса неудобств будет. И что-то Назаров совсем не сказал о моем особом распорядке и о том, что он меня прикроет. Звучный окрик хозяйственникам — это, конечно, хорошо, но явно мало.
Озабоченно так философствуя, пересчитал нерабочее количество ЭВМ. Шесть машин все-таки. Затем решил уже по науке — сначала определить причину нерабочего состояния, диагноз, а потом ремонт. Причем, как положено — сначала легкая работа, а в следующей очереди потяжелей.
Что же, посмотрел на фронт работ, положенных мне стараниями старшего лейтенанта Сыромятникова. Хоть и не положено мне критиковать старшего по званиям… м-да. Ведь могло бы быть хуже. А тут всего лишь девять компов. При этом ни один из них не оказался в тяжелом состоянии, когда даже я не смогу все отремонтировать.
На этом я взял передышку. Не то, что устал, просто время подошло ужинать. Р-распорядок, д-дисциплина и с-субординация! И просто будешь голодать, если пропустишь время. А я и так сегодня голодаю после «обалденного» обеда дуэта отца и дочери Назаровых.
Честно говоря, в столовую я шел в некотором напряжении. Мало ли что я был в штабе учебного центра даже не с разрешения старшины роты сержанта Малова и по указанию самого полковника Назарова. Выделяющегося всегда бьют, а если я еще скажу, что буду всю ночь в этом же штабе, деды могут невзлюбить и тогда следующий год, как минимум, станет страшным адом.
Правда, может прикрыть полковник, но это еще бабушка надвое сказала. И вообще береженого бог бережет
В столовой сразу же пришел к сержанту Малову. Тот вольготно сидел за одним из центральных столиков зала и о чем-то говорил с таким же старшиной, но первой роты. К еде — картофельный салат и рисовая каша с куском минтая — они, по-моему, даже не притронулись. Дембели уже привыкли к армейскому режиму, и есть не очень-то хотели.
В отличие от них, я, как новобранец, есть, нет, даже жрать, хотел очень сильно. Но дисциплину — формальную и неформальную, дедовскую, надо было соблюдать. А то смотри!
Подошел, чеканя шаг, доложился. Малов никак не отреагировал, но потом вдруг приказал: — садись-ка к нам, разговор есть, — и уже в массу новобранцев: — люди, эй, кто-нибудь, пришвырните ужин Ломаеву. Быстро!