В общем, задолбало их там ходить довольно быстро, и решили они вопрос с деревом порешать самостоятельно. Я только поссать отвернулся, поворачиваюсь — один уже на елку влез и верхушку пилит. Решение, надо сказать, здравое: дерево помеченное, снизу уже сохнуть начало, а вверху как раз ровненькое, хорошенькое. Размер нужный прикинул — и готово. Подкачало, как всегда, исполнение. Ежу понятно, что чтобы пилить, надо за что-то держаться. Вот он и держался. За ту самую верхушку, которую отпиливал. А второй его снизу страховал.
Я даже среагировать не успел — пилил боец как бензопила «Дружба», и нарастающее отклонение корпуса от вертикали его ни капли не смущало. Поняв, что меньше чем через секунду пила и гравитация сделают свое дело, я заорал страхующему, в тщетной надежде спасти хоть одного. Тот, поняв, что что-то не так, посмотрел на меня, потом медленно перевел взгляд на товарища. А сверху их накрыло верхушкой…
Комбат, выслушав мою версию событий и посмотрев на помятых бойцов, один из который рассек бровь, а второй вывихнул палец (не считая синяков на пятьдесят процентов площади тела), несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пристально рассматривая носки своих ботинок.
— Вы, товарищ сержант, насколько мне помнится, в Феврале в запас уходите?
— Так точно!
— Это хорошо… Хорошо, что вы к нам попали служить, а не в РВСН… Елку-то добыли?
— Так точно! Вот она!
— Вижу. Хорошая. Ель — в казарму, этих двоих в санчасть… А вы берете «Талмуд» по технике безопасности, и все новогодние праздники читаете его молодому пополнению. Как сказку. На ночь. Что бы у них он, и в особенности раздел по выполнению работ на высоте, от зубов отлетал. Всем все ясно? Приступайте. Разрешаю бегом.
Тяжело вздохнув, Комбат отослал нас повелительным жестом, и, насвистывая новогоднее, пошел в штаб.
Мать сыра земля…
Родо Ротный был из-под Вологды. И знаете, что я вам скажу? Вологодское здоровье, конечно, не так на слуху, как сибирское, но тоже впечатляет. На людей он производил неизгладимое впечатление. Во-первых, он был эталонным русским. Ну, знаете, как обычно всяких крестьянских сынов в советских мультиках рисовали? Косая сажень в плечах, руки как лопаты, и лицо простое «открытое» (что бы это, блять, ни значило). При виде его даже кавказцы начинали в речь подпускать «гой еси», «вельми» и «ото ж». Во-вторых, взращен был он на чистейшем деревенском молоке, хлебе и сметане, да воздухе чистом, да работе крестянской, через что силушка в нем была богатырская.
По характеру он был полной противоположностью Старшине. В нем начисто отсутствовали даже намеки на злопамятность. Меня, например, он как-то лишил увольнения, а через полтора часа, начисто забыв об этом, собственноручно выписал увольняху. Поэтому его любимой мерой воспитательного воздействия был подзатыльник. Тем, кто пожелает возмутиться по поводу рукоприкладства в армии, сразу скажу: идите нахуй.
Да, среднего худосочного хипстера его подзатыльник отправил бы в кому года на полтора, но бойцы у нас были тоже, в основном, рабоче-крестьянского происхождения, поэтому, получив порцию воспитательного воздействия, покаранный лиходей полчасика ходил по синусоиде и путал фонарный столб с мамой, но потом приходил в норму, и только легкое гудение в черепе напоминало ему, что нехрен так больше делать. Весной, когда снег сошел, превратив все не заасфальтированное в грязищу, деревенские решили съездить на тракторе до соседей.
— Ха! — сказала грязь русская, — Да я немецкие танки остановила! Что мне ваш сраный трактор!
— Бля. — сказали деревенские, глядя на влипший по оси трактор, и вызвали на подмогу второй.
— Наивные! — сказала грязь русская, — Не вам со мной тягаться!
— Бля-я-я… — сказали деревенские, глядя как второй трактор влип, даже не доехав до первого.
— Бульдозер? Это что-то новенькое… — сказала русская грязь и поднатужилась.
— Бля-я-я-я-я-я…! Председатель нас грохнет… — Сказали деревенские, глядя, как бульдозер, в попытке вытащить первый трактор, зарылся по стекла кабины, и послали гонца к нам.
Комбат, выслушав ходоков, решил, что, во-первых, «народ и армия едины», а во-вторых, есть отличный повод подрессировать экипаж БРЭМ в условиях приближенных к боевым, и приказал заводить шайтан-повозку. Увидев, что к месту происшествия движется наш плод любви танка и грейдера, русская грязь ойкнула и затаилась, замыслив подляну. Ротный, возглавлявший операцию, и по причине комплекции не любивший ездить внутри, обозрел с брони масштабы катастрофы, после чего решил подойти поближе, чтобы было яснее, куда, кого и за что дергать.
Он хотел спрыгнуть вниз, но зацепился ногой за уложенный вдоль борта трос и рухнул плашмя, уйдя в свежезамешанную гусеницами грязищу сантиметров на сорок. Мы, высунувшись из люков, с интересом обсуждали, нужен ли будет кран, или достаточно будет ломом поддеть. Ротный, однако, оказался сильнее чем грязь. Упершись руками, он со звуком «Чпок» отлепился, встал на ноги и молча принялся соскребать с лица, рук и формы грязищу. Набрав приличный такой комок, он задумчиво помял его в руках.