Армия монголов периода завоевания Древней Руси

В том же месте биографии Субэдэя, где упоминается город «Ту-ли-сы-гэ», который был взят, только когда Субэдэй привел на помощь к Бату свои войска, набранные из обслуги кочевых ставок монгольских князей и нойонов, а также других покоренных монголами людей («Субэдэй набрал войско из хабичи, гэр-ун ко’уд и прочих»), речь идет о 1240/41 г. Указанные действия Субэдэя, согласно известной нам очередности событий, могут быть отнесены только ко времени после 1239 г. А зависимые от монгольских нойонов хабичи и гэр-ун ко’уд — это в первую очередь люди, набранные среди кипчаков, булгар, буртасов, саксинов, башкирдов, мордвы, марийцев и чувашей, покоренных в 1236–1238 гг. Так, о мордовских князьях на службе татар сообщают и русские летописи[898]. Чтобы правильно оценить известие ЮШ о хабичи-«подчиненных» и понять, кто именно в них входил, надо посмотреть на события в Поволжье и в предкавказских степях в 1238/39 г., где важную роль играли Субэдэй и Мэнгу. Судя по хронологии событий, именно там Субэдэй их и набрал. Механизм включения сил завоеванных народов Булгара описан Юлианом: «Во всех завоеванных царствах они без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь могут оказать какое-либо сопротивление. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой вперед себя»[899]. Итак, очевидец говорит, что монголы брали в свое войско представителей завоеванных стран — Саксина, Булгара, Мордовии, Мари, Чувашии и Башкирии. О покорности монголам некоторых князьков тех мест говорят Джувейни (выше цитировался его текст о взятии Булгара[900]) и Рашид ад-Дин: «Пришли тамошние вожди Баян и Джику, изъявили [монгольским] царевичам покорность»[901].

Таким образом, происхождение «подчиненных» в войске Субэдэя, покорявшего Европу, достаточно разъяснено приведенными данными источников — монголы еще раз сумели использовать народы Поволжья, Прикамья и половецкой степи в качестве дополнительного ресурса, с помощью которого восполнили потери от похода на Русь. Кроме того, об участии мордвы в походе в Европу упоминает и Рубрук: «К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, именно: Моксель, не имеющие никакого закона, чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах в лесах. Их государь и большая часть людей были убиты в Германии. Именно Татары вели их вместе с собою до вступления в Германию, поэтому Моксель очень одобряет Германцев, надеясь, что при их посредстве они еще освободятся от рабства Татар… Среди них живут другие, именуемые Мердас, которых Латины называют Мердинис, и они — Сарацины»[902].

Итак, Субэдэй, «иже взя Болгарьскую землю»[903], о чем знали даже в Киевской земле в 1240 г., привел пополнение из Поволжья и Приуралья не ранее 1240 г. Значит, события, когда был взят «Ту-ли-сы-гэ», относятся к походу на Русь в 1240 г., т. е. к осени этого года, когда монголы прошли через землю черных клобуков. А именно там находится город Торческ, название которого и транскрибировано китайскими иероглифами как «Ту-ли-сы-гэ»[904]. Упомянутый же в этом месте биографии «Е-ле-бань» скорее всего результат совмещения разных русских собственных имен, непонятных китайским переводчикам документов монгольской канцелярии, которые в итоге создавали искаженные переводы монгольских летописей, часто с запорченными местами (этими китайскими переводами и пользовался Ван Юнь, не знавший монгольского языка).

Ввиду вышесказанного, приходится каждый раз тщательно разбираться с приводимыми «транскрипциями» русских имен/топонимов. Так, «Е-ле» вполне соответствует передаче имени «Юри», а в событиях на Руси монголы сталкивались со множеством как «Юриев»-людей (князей), так и городов «Юрьевых», перемешавшихся в передаче разных событий и потом дополнительно искаженных в переводах. Поэтому вполне можно предположить, что помимо вполне установленного Торческа, Субэдэй также взял и город Юрьев, который имелся в Поросье и который монгольский хронист воспринял как ранее упомянутого человека, с похожим именем («Юрия-бана»), в итоге превратившегося в китайской транскрипции в совершенно уже неузнаваемого «Е-ли-бань».