Армия Наполеона

«Удан, капитан в том же полку – мюскаден, хороший патриот конституции 1789 года, но не любящий ту, которая сейчас, дворянин.

Пэнтандр, капитан в том же полку, – мюскаден до крайности, аристократ, трус, который идет в бой, как собака, которую гонят хлыстом на охоту…

Дионис, капитан в 23-м пехотном полку – аристократ, гад и сволочь как человек, дворянин.

Д’Энград, су-лейтенант в том же полку – дворянин, очень дворянин, бесконечно дворянин, мюскаден. Аристократ… Был в плену в Пьемонте, а потом выпущен под честное слово. Занимался тем, что корчил шута перед Сардинским тираном и его сателлитами. Похвалы, которыми он его осыпает, не оставляют сомнений в этом…»[48].

Эти абсурдные поклепы нашли, очевидно, своих сторонников, и когда некто Шеврийон, агент Исполнительного совета, прибыл к батальону и заявил о том, что все, кто принадлежат к «…бывшей дворянской касте, не заслуживают более того, чтобы занимать посты настоящих санкюлотов»[49], было решено провести собрание батальона, о котором рассказывает другой курьёзный документ:

«Модан, 16 нивоза II года (5 января 1794 г.) Французской республики, единой, неделимой и демократической.

Офицеры, унтер-офицеры и солдаты 1-го батальона 23-го полка генералу Пеллапра, командующему армией Альп.

Гражданин генерал, мы спешим сообщить тебе результаты обсуждения, которое мы провели в отношении офицеров нашего полка, запятнанных пороком дворянства(!). Оно было продиктовано нам самым чистым патриотизмом и санкюлотизмом, кроме того, оно основано на декрете Конвента. Мы посылаем тебе копию протокола нашего собрания, и мы уверены, что, как истинный санкюлот, ты одобрить наше поведение.

Настоящие республиканцы не должны иметь ничего более важного и спешного, как исторгнуть из своей груди людей, которые принадлежат к касте, желающей обратить в пепел цветущую республику и снова взять в руки свою тираническую власть.

Мы уверены, что, имея настоящих санкюлотов на посту командиров, мы разрушим все проекты изменников, и что мы уничтожим их всех до самых корней.

Салют и Братство. Подписано председателем собрания Сан-Шагреном[50]»[51].

После изгнания офицеров-дворян: командира батальона дю Тея, капитанов Удана, Диониса и Окара, а также су-лейтенанта Моранжье, были тотчас произведены выборы командиров на их вакантные места. Командиром батальона был избран некто Анри Вампук, пятидесятитрехлетний офицер, выходец из семьи кожевенника, который прослужил 32 года солдатом и унтер-офицером, и только и 1791 году получил эполеты. О нем даже автор записки о «старом белье» пишет, что он «не может командовать, ибо, хотя он храбрец и добрый санкюлот, но без всякого образования и военных талантов…»[52].

Нужно отметить, что командование весьма прохладно, отнеслось к инициативе 1-го батальона 23-го линейного. Сразу по получении известия о случившемся, командующий армией Альп Пеллапра послал рапорт в Париж военному министру Бушотту… Реакция последнего была не восторженной, равным образом как и представителя народа при армии Альп Гастона, который указом от 13 жерминаля II года объявил незаконным собрание батальона и не имеющими юридической силы все новые назначения командиров. Тем не менее он не решился вернуть изгнанных офицеров, обещав лишь проводить их в почетную отставку[53].

В данном эпизоде наиболее интересным является уверенность солдат и унтер-офицеров в том, что они действуют в соответствии с декретом Конвента об изгнании дворян из армии, который «враги народа» сокрыли от масс: «Согласно изложенному участвующие в собрании постановили, что они не сомневаются, что декрет (об изгнании дворян) был принят Конвентом, и если он еще не послан в эту армию (Альп), то возможно, что эта задержка происходит по вине чиновников… из-за их злых намерений скрыть от истинных санкюлотов основополагающие декреты республики»[54].

Наряду с чистками, отстранениями, разжалованиями, казнями и т. д. якобинцы усиленно пытались политизировать армию. В войска отправляется большое количество пропагандистской литературы. Военный министр распорядился выплатить Эберу 118 600 ливров за миллион экземпляров крайне левой газеты «Пер Дюшен», которые предназначались для солдат и офицеров[55]. Именно через эту прессу солдаты воспитывались в духе бдительности по отношению к их командирам. «Пер Дюшен» был для армии до ареста Эбера, т. е. до марта 1794 года, одним из основных источников информации о событиях в Париже, а также средством идеологического воздействия.

Наряду с газетой Эбера военный министр закупил для армии и другие издания, в частности ультрареволюционное «Ле ружиф или Франк на аванпостах», исходившие от Армана Гюффруа, члена Комитета общей безопасности.