Армия обреченных

Теперь, после нескольких минувших лет, я стараюсь проанализировать свое тогдашнее поведение и спрашиваю: что во мне больше было коммунистических ли убеждений или русских настроений? И отвечаю себе: тогда во мне говорила простая русская кровь, обида за свой народ, осознаваемая в мучительной раздвоенности с тем, что я переоценивал в это время и с тем, на чем я был воспитан. Сейчас, после здравого размышления, мне кажется что я всегда был русским и мои коммунистические прежние настроения диктовались поисками извечной правды, справедливости и счастья на земле для всех людей.

К чести барона Ропп я могу сказать, что он достаточно долго покрывал мои выступления против него и только уже в феврале 1942 года он впервые произнес фразу: «Конечно, г. полковник Нерянин прав. Он — коммунист и продолжает оставаться на своих позициях и это делает ему честь. Я уважаю убеждения честных людей кто бы они ни были. Но поскольку г. Нерянина нельзя перевоспитать, то он сам себя ставит в положение, когда согласно русской пословице — сорную траву из поля вон…»

Г. Ропп сознательно или несознательно, судить не берусь, свалил в одну кучу «коммунизм» и «русскость». Я допускаю, что он не мог заявлять, что я выступаю в защиту русского народа, русского имени; для него это было бы «неудобно». Он пошел по наиболее легкому пути — представить мои высказывания в виде коммунистических убеждений.

И вторично к чести г. Ропп могу сказать, что когда в конце февраля или в начале марта месяца 1942 года в лагере появился представитель министерства пропаганды небезизвестный К. И. Альбрехт, то Ропп сказал ему: «Нерянин наиболее умный из всех, но губит себя своей неосторожностью и если у вас (у Альбрехта) есть возможность то вытащите его из лагеря…»

Как угодно судите меня, но я считаю, что в условиях 1941 года выступать и говорить против официальной немецко-фашистской идеологии, тем более военнопленному, было мужеством и подвигом.

Я еще раз подчеркиваю, что пересмотр моих убеждений произошел не сразу, не в одно мгновение. Он начался еще «там», а завершился уже «здесь». Лагерь Вульхайде, где возникало много споров, сравнений и проч., был для меня известной школой. Затяжной характер постепенного изменения моих взглядов объяснялся еще и тем, что он происходил в обстановке самой гнусной антирусской, а не антикоммунистической, агитации со стороны немцев. Они были упоены своими успехами и не стеснялись в высказываниях, о своих вожделениях в отношении России. После они изменили свою тактику, насколько это было посильно их немецкому уму.

THE LIBRARY OF THE UNIVERSITY OF NORTH CAROLINA

AT CHAPEL HILL RVRE BOOK COLI ELTION

The André Savine Collection

D764.R945 voL. 3