Армия теней

Поль Дуна прекрасно понимал, что если эти два человека так открыто говорят в его присутствии, то они полностью уверены в его молчании - в его вечном молчании. Они уже выбрали момент - и этот момент был совсем близок, когда ему придется исчезнуть из мира живых людей. Но этот приговор не вызывал у Дуна беспокойства или внутреннего беспорядка. Для него смерть была уже свершившимся фактом. Она уже относилась к прошлому. Значение и цену имело только настоящее. И сейчас, когда машина проезжала Старый порт, настоящее сформировалось в полной мере, с чудесной полнотой, с широтой голубой воды, с островками, похожими на античные галеры, с голыми, сухими песчаными холмами, которые, казалось, поддерживали небо на другой стороне залива.

Внезапно, когда машина проезжала отель "Ла Корниш", который узнал Дуна, перед ним возникло лицо Франсуазы, во всех чертах ее великолепия. Франсуаза стояла на краю террасы, нависающей над морем.

На ней было летнее платье, оставлявшее открытыми шею и руки. Она удерживала на своем лице свет и тепло дня. Легким и знакомым движением Дуна ласкал сзади ее шею. Она слегка отклонилась назад, и Дуна смог увидеть ее горло, ее плечи, ее полные груди. И Франсуаза целовала его в родинку над верхней губой.

Неосознанно Дуна дотронулся до этого маленького коричневого пятнышка. Также неосознанно Жербье дотронулся до своих усов, все еще колючих, которые он отрастил после побега из лагеря в Л. Феликс с отвращением посмотрел на свой котелок.

Дорога скрыла отель от взгляда Поля Дуна. Образ Франсуазы, откинувшей назад голову, исчез. Это не удивило Дуна. Эти игры относились к другому времени и к другому миру. Жизнь в подполье тогда еще не началась.

Феликс постукивал краешком своего котелка по стеклу, отделявшему его от шофера. Затем он натянул шляпу на свою лысину, окаймленную волосами по кругу. Машина остановилась. Поль Дуна не мог смотреть на море и повернулся в другую сторону бульвара. Там был холм с кучкой маленьких мирных, скромных и жалких домиков и вилл, разместившихся на его склоне. Машина остановилась перед дорогой безо всякого асфальта или гальки, круто подымавшейся наверх между низкими домами и меланхолическими маленькими садиками, как горная тропа.

Водитель опустил стекло позади его и сказал Жербье:

- Машине будет тяжело подняться на такую гору.

- И будет много шуму... Все прильнут к окнам, чтобы посмотреть, добавил Феликс.

Жербье быстро взглянул на профиль Дуна. Тот сидел безо всяких эмоций, снова повернувшись к морю.

- Мы пойдем пешком, - сказал Жербье.

- Тогда я тоже пойду, - заметил водитель.

У него был хриплый голос человека, который много курил и которому приходилось долгое время громко командовать. Его массивное дубленое лицо, с глубоко посаженными серыми глазами, почти полностью заполнило собой раму окна.

Жербье снова посмотрел на Дуна и сказал:

- Это не обязательно, Гийом.

-Действительно, необязательно, - сказал Феликс.

Водитель тоже посмотрел на Поля Дуна и проворчал:

- Согласен.

Жербье подождал, пока проедет трамвай с пассажирами. Затем открыл дверь. Сначала вышел Феликс, а затем, повинуясь жесту Жербье - Дуна. Феликс взял Поля за одну руку, а Жербье за другую.

- Я пойду достану ящик, а потом вернусь за телом с наступлением темноты, - сказал водитель, ковыряясь в сцеплении.

Дуна карабкался по крутому склону, окруженный Феликсом и Жербье, будто меж двух друзей. Он думал о том, как коммунисты иногда казнят своих предателей. Они приводят человека ночью на морской берег, раздевают его, заматывают в проволочную сетку и бросают в море. Крабы, через ячейки сети, полностью объедают тело. Франсуаза была с Дуна в ту ночь, когда он услышал эту историю. Безжалостная вспышка страсти воспламенила ее лицо, обычно такое сладкое и веселое. - Я тоже приняла бы участие в такой операции, - сказала она. - Просто смерть - недостаточное наказание для тех, кто продает своих товарищей. Поль Дуна вспомнил этот взрыв ярости. а также шею своей подруги, густо покрасневшей в тот миг, и он покорно подымался по дороге между Жербье и Феликсом.

Время от времени они видели на пороге дома женщину в черной юбке с растрепанными волосами, лениво вытряхивающую ковер. Дети играли в жалком маленьком саду. Мужчина, прислонившись к изгороди, тер свои голые лодыжки над войлочными тапочками. Каждый раз, проходя мимо людей, Феликс сжимал свой револьвер в кармане и шептал в ухо Дуна:

- Одно слово, и я сделаю это прямо здесь.

Но Жербье в руке, за которую он держал, ощущал лишь бессилие и подчинение. Он снова почувствовал смертельную скуку.

Наконец они вошли в узкий тупик, окруженный глухими стенами и заканчивающийся двумя одинаковыми коттеджами, построенными впритык друг к другу. Ставни были открыты в левом из них.

- О, Боже! - сказал Феликс, резко остановившись. Его открытое круглое лицо выражало замешательство.

- Наш, - сказал он Жербье, - домик справа с закрытыми ставнями.

Феликс снова принялся уверять.

- В прошлый раз, когда мы сняли эту лачугу, в соседнем доме никто не жил, - добавил он.