Арминута

Как раз в тот момент, когда я надевала пальто, собираясь выходить, синьора Биче повернула ключ в замке. Она спешила — заехала домой только для того, чтобы что-то взять. Из вежливости я спросила ее о Сандре, но даже не услышала ответ: в тот момент она меня не волновала.

— Я потеряла номер телефона моей тети. Вы не могли бы мне его дать?

Она немного удивилась, вероятно вспомнив, как сдержанно я вела себя, когда она упоминала об Адальджизе. Я не поняла, что именно она обо мне знает, кроме того, что тетя оплачивает мою учебу.

— У меня был какой-то номер, но потом она его сменила и забыла оставить мне новый. Извини.

— Но как же вы договариваетесь… о деньгах? — набравшись смелости, спросила я и отвела глаза.

Некоторое время она молчала, возможно, пыталась сообразить, можно мне это говорить или нет.

— Она приносит мне их в последнюю пятницу каждого месяца.

Конечно, утром, когда меня уже нет дома, в противном случае мы бы встретились.

— Одна? — словно ненароком обронила я.

— Да. А теперь я спешу, Сандра ждет, — сказала она и, вместо того чтобы уйти, сделала два шага к ванной и застыла. Я стояла у двери, держась за ручку. — Ты вернулась раньше времени, и лицо у тебя такое мрачное. Я рада, что ты идешь к подруге, хоть развлечешься немного. Если захочешь остаться у нее ночевать, я, разумеется, не буду против.

31

Передо мной стояла тарелка с ломтиком паннетоне, стол был накрыт скатертью с рождественским узором. По краю — вереница оленей, запряженных в набитые подарками сани. У первого оленя не хватало головы, срезанной кромкой ткани, остальные как будто бежали следом за ним.

— Ты тоже не любишь цукаты? — спросила мать Патриции, так как я не решалась притронуться к угощению.

От ее слов внутри меня словно что-то оборвалось, и я расплакалась: слезы лились ручьем на засахаренные фрукты и изюм, на нежный желтоватый мякиш сладкого кекса. Ванда незаметно сделала знак мужу, он ушел в гостиную и включил телевизор. Пат, не произнося ни слова, неподвижно сидела на стуле рядом со мной и смотрела на мать.

За исключением нескольких безуспешных попыток Николы разрядить обстановку, ужин прошел непривычно тихо. Слышалось только позвякивание столовых приборов, и больше ничего. Недавно умер их старый кот, и они тоже грустили.

— Она не болела. Она была беременна, — проговорила я, вытирая щеки красной полотняной салфеткой. — Я должна была сразу это понять, еще до того, как меня отправили в поселок.

— Значит, ты не была готова, — сказала Ванда, встав из-за стола и подходя ко мне.

— Поэтому она меня и прогнала. Чем я ей помешала? Я помогала бы ей с ребенком.

— Она сама тебе сказала?

— Я услышала это от своей сестры.

Ванда, не веря своим ушам, положила руку мне на плечо, и я прижалась головой к ее мягкому боку, почувствовав прикосновение теплого шерстяного свитера. Она обняла меня. Я закрыла глаза от усталости, мне хотелось, чтобы никто не говорил и не двигался хотя бы какое-то время, чтобы я могла немного отдохнуть, забыться, прислонившись к живому человеческому телу и растворившись в его аромате.

— Маленькой девочке пришлось рассказать тебе обо всем. Это немыслимо. Я была уверена, что с тобой должна поговорить Адальджиза, до отъезда или позже, она сама обязана была объясниться с тобой.

Я почувствовала, как внутри у нее поднимается гнев, резко выпрямилась и села.

— Зато теперь я знаю, когда она приносит деньги за месяц синьоре Биче, — утром, пока я в школе. В следующий раз она встретит там меня.

Никола позвал Ванду к телефону: ей кто-то звонил.

— Я тоже пойду с тобой, прогуляю уроки, — вызвалась Пат, которая до этого все время молчала.

— Нет. Я сама.

— Слушай, а я ведь однажды видела Адальджизу, она была с ребеночком и своим новым мужчиной, — задумчиво произнесла Патриция, словно внезапно что-то припоминая. — Помнишь, некоторое время назад у нас в приходе постоянно бывал один вдовец, такой красивый мускулистый мужик?

Я не обратила на него внимания, а потому почти не помнила. Да, он венчался в нашей церкви, а потом, после смерти жены, нередко приходил туда ближе к вечеру.

Я немного поспорила с Пат — вяло, скорее по привычке, — потому что так было нужно в тот момент.

— А ребенок? — спросила я, прервав затянувшееся молчание.

— Думаешь, я на него смотрела? Куда важнее было разглядеть отца. К тому же малыш спал.

По крайней мере, она видела, кто нес его на руках? Ну да, Адальджиза. Если подумать, малыш этот не был мне даже сводным братом. А его мать не была моей матерью.

Патриция хотела посплетничать и попыталась втянуть меня в разговор, но тема была слишком болезненной.

Вернувшись в комнату, Ванда услышала ее последнюю шутку.

— Заткнись, — приказала она, бросив на нее тяжелый взгляд.

* * *