- Я хотел, чтобы вы знали, - признался он тихо, глядя на свои сцепленные руки.
- Знала о чем? – раздражение прорвало плотину моего самообладания. Ведь он ничего мне не объяснил! Выдернул из «Уртехюс» и повез неведомо куда, как безвольную куклу. А теперь из него слова не вытянешь! – Что Ингольв настолько... – я замолчала на мгновение, подбирая слово, - потеряет голову, чтобы драться на дуэли из-за любовницы?
- Нет! – так яростно запротестовал Петтер, что я вздрогнула. Теперь он смотрел прямо мне в глаза – требовательно и настойчиво. – Все совсем не так! Вы...
Он оборвал пламенную речь на полуслове и отвернулся, прикусив губу. Пахло от него противоречиво – кислой обидой и жаркой имбирно-лавровой гордостью.
- А как? – мягко спросила я. – Все выглядит вполне очевидным.
- Я не могу вам сказать, - неожиданно хрипло произнес он, не глядя на меня.
- Не можете или не хотите? – уточнила я резко. – Петтер, что за глупости?
Какие-то непонятные намеки, обмолвки, как будто это великая тайна!
- Не могу! – выкрикнул он, ударив по рулю.
Низкий рев клаксона заставил меня вздрогнуть и отшатнуться.
- Я дал слово господину полковнику, что никому не скажу! – уже тише закончил Петтер, сжимая руки в кулаки.
Оставалось только вздохнуть: благородство похвально, однако порой очень утомительно.
- Эта история с дуэлью как-то связана со мной, верно? – предположила я, вспомнив слова инспектора Сольбранда.
Петтер нахмурился и еле заметно кивнул.
- Почему вы не хотите мне помочь? Хотя бы немного! – попросила я, взяв его за руку. Запрещенный прием: мальчишка дернулся и жарко покраснел.
- Я не могу! – выдавил он.
Петтер не знал, куда девать глаза, но пахло от него так дымно-ладанно, что не оставалось сомнений в его непреклонности.
- Хорошо, - признавая поражение, вздохнула я. – Подумаю об этом позже. Да, вот еще о чем я хотела спросить...
Петтер, который уже облегченно перевел дыхание, снова напрягся:
- Да?
- Что имел в виду Ингольв, когда сказал, что такие, как вы, всегда в цене?
Надо думать, он подразумевал не только преданность своего ординарца – вряд ли командование сочтет ее достаточной причиной для столь стремительного повышения.
Петтер молчал, явно колеблясь, потом вдруг принялся неловко закатывать правый рукав. Резкий решительный аромат лимонной травы жалил нюх.
- Что... – начала я и замолчала, когда он резко протянул мне руку запястьем вверх.
Вены перечеркивал темный знак, словно клеймо. Тейваз.
«Руны победы, коль ты к ней стремишься, - вырежи их на меча рукояти и дважды пометь
именем Тюра!»[30] - всплыли в голове выученные в детстве строки.
- Вы?! – от удивления я задохнулась. – Вы – посвященный Тюра?!
Петтер тщательно одернул рукав и аккуратно застегнул пуговицы:
- Да!
В этом коротком слове было так много: и твердая уверенность, и гордость, и непреклонность.
Тюр – бог войны, но мало кто из военных осмеливался на посвящение ему, ведь Тюр еще и бог справедливости. В давние времена он поплатился правой рукой за ложь[31], и его верным последователям грозит то же самое.
- Так вот почему вы не можете нарушить клятву! – прошептала я, вдруг осознав, чем он рисковал. И, поняв, искренне извинилась: - Простите меня!
- Ничего, - пожал плечами он. – Вы же не знали.
И такая детская гордость (сумел поразить даму сердца!) читалась на его лице, что я поневоле усмехнулась. Боги, какой же он еще мальчишка!
- А разве вы не нарушили слово, когда привезли меня к Халле?
- Нет, - мотнул головой Петтер и улыбнулся неожиданно лукаво: - Я же ничего вам не сказал!
- Хм, - я, подняв брови, посмотрела на него, потом не выдержала и рассмеялась.
Любопытный подход! Не сказать, зато показать.
Он засмеялся вместе со мной, и я не успела отреагировать, когда Петтер вдруг оказался совсем близко. Только поморщился чуть заметно – должно быть, тянуться ко мне через какие-то рычаги было не слишком удобно.
- Не надо! – попросила я тихо, даже не пытаясь отодвинуться.
Петтер глухо проговорил:
- Почему?
- Потому что Ингольв сотрет вас в порошок! – стараясь, чтобы голос звучал мягко, но уверенно, произнесла я.
Обожание Петтера грело душу и, что скрывать, льстило мне. Однако цена слишком велика, чтобы я могла ее заплатить – а уж тем более, позволить платить ему. Стоит Ингольву что-то заподозрить, и Петтер тут же со скандалом вылетит из армии, а меня ждет раздельное проживание с мужем, а значит, и невозможность видеть сына.
Мальчишка на несколько мгновений опустил взгляд, потом прямо посмотрел на меня. Его темные глаза лихорадочно пылали.
- Ну и пусть! – выдохнул он, осторожно, будто боясь обжечься, касаясь пальцами моей щеки.
К его лбу прилипла прядь темно-каштановых волос, и мне невыносимо хотелось протянуть руку и ее убрать.
- Не надо, Петтер, - повторила я, отстраняясь. – Я этого не стою.
- Стоите! – только и ответил он. А в его голосе и, главное, в запахе, чувствовалась такая убежденность, что спорить было бесполезно. И начал решительно: - Госпожа Мирра, я...