Аромагия. Книга 1

Причитая что-то сочувственное, она стала приводить меня в порядок. Между делом Уннер рассказала, что Петтер сообщил о скором прибытии «Осеберга» – корабля, который нам с Ингольвом следовало встречать в порту. Так что мне было велено одеться и сопровождать мужа. Не лучшее известие после недавней сцены, право слово! Но ничего не поделаешь.

Кажется, при имени Петтера горничная слегка зарделась, но расспрашивать ее о сердечных склонностях было не место и не время.

Вслушиваясь в нарочито беззаботное щебетание Уннер, я потихоньку успокаивалась. Она напоминала стрекозу, которая не хочет думать о тревогах и заботах. Впрочем, и мне не к лицу роль прожженного циника-муравья!

Отчего я так взъярилась? Ингольв регулярно устраивал сцены ревности, что обычно вызывало у меня лишь грустную усмешку. «На воре и шапка горит!» – как любил повторять инспектор Сольбранд. Однако муж впервые пытался поднять на меня руку.

Впрочем, что я могла предпринять? Ровно ничего. Так что улыбайся, Мирра!..

Когда я спустилась вниз, Ингольв отвел глаза – то ли от неловкости, то ли от нежелания видеть строптивую жену. Рядом с ним стоял Петтер, чей внимательный взгляд вызывал невольное смущение.

По правде говоря, я бы осталась дома, если бы не два обстоятельства. Во-первых, муж всегда настаивал, чтобы мы, так сказать, прилюдно выступали единым фронтом. А во-вторых, на «Осеберге» прибывал груз лично для меня.

Муж подал руку, я слегка ему улыбнулась и благосклонно кивнула. Видимость превыше всего. Воплощенное семейное благополучие!..

По дороге мы с Ингольвом не разговаривали, держась отчужденно и безразлично, словно чужие. Даже выйти из автомобиля мне помог Петтер, а не «заботливый» супруг…

Свинцово-серое небо и такие же серые волны, яростно плещущие о пристань, где собралась довольно внушительная толпа.

Шум, какофония запахов, мелькание лиц…

В порту стоял такой ядреный дух, что его, казалось, можно было резать ножом. Смола и камни, вода и водоросли, дерево и железо, взволнованные люди и склады с разнообразным добром – все вносило свою лепту в многогранный горьковато-соленый аромат.

Я тайком улыбнулась и на мгновение прикрыла глаза, смакуя запах, словно выдержанное вино. Разве можно не любить море? Даже такое суровое, седое и недовольное? Когда-то мы с братьями прямо с обрыва сигали в теплые волны, наполненные светом и кипящие жизнью. Теперь же ворчливое Северное море плескалось у ног, обдавая ледяными брызгами нерасторопных людей на причале…

Стоящий рядом Ингольв нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Моя рука в тонкой перчатке возлежала на его локте, знаменуя в глазах знакомых супружеское согласие.

Боги, как я устала притворяться! Играть в счастливую пару на людях, наедине тяготясь каждой проведенной вместе минутой.

Впрочем, мы не хуже и не лучше многих других…

Толпа радостно зашумела, приветствуя показавшийся корабль, последний в этом году. Теперь никто до самой весны не осмелится выйти в море, опасаясь бурь и столкновения с айсбергами. Разве только «Айсбрехер» – «разрушитель льда», гордость хельхеймского кораблестроения. Но этот новейший ледокол никогда не входил в относительно теплые воды возле нашего острова Нордрихейма.

Ходили слухи, что на «Осеберге» приедут новые поселенцы. Ожидали нового доктора и некую таинственную особу, при упоминании которой Ингольва явственно передергивало.

Брр, как зябко! Ледяной ветер развевал юбку, словно парус, зло кусал щеки, вздыбливал поверхность воды… Отчаянно хотелось, чтобы Ингольв, как в былые времена, заботливо набросил мне на плечи свою шинель, но он не обращал на меня ни малейшего внимания.

– Госпожа, – вдруг тихо окликнул меня Петтер, стоящий по правую руку от Ингольва, отвлекая от созерцания взволнованной толпы.

Люди мелькали, как в калейдоскопе, – возбужденные, радостные, полные воодушевления. Поодаль готовился оркестр, и дирижер что-то яростно втолковывал музыкантам, тыча в них своей палочкой.

– Что? – откликнулась я непослушными от холода губами.

– Возьмите! – За спиной Ингольва мальчишка протянул мне флягу и серебряный стаканчик. – Горячий чай. Господин полковник велел взять.

Я поколебалась, но приняла восхитительно теплую баклажку. Согрела замерзшие пальцы о теплый бочок, хлебнула ароматного и крепкого напитка, сдобренного медом и коньяком.

– Спасибо, Петтер! – от души поблагодарила я, возвращая ординарцу его имущество.

Он только кивнул. Из-под фуражки топорщился непокорный вихор… Отчего-то его вид вызывал улыбку – не насмешливую, а добрую.

Надо сказать, мальчишка за короткое время стал незаменимым. Он выполнял тысячу мелких поручений Ингольва, выказывая почти отеческую заботливость. Первое время меня это смешило: нескладный высокий юноша странно смотрелся в роли няньки при статном полковнике. Постепенно все привыкли к ординарцу, который без лишних слов делал все возможное и невозможное…