Аромат грязного белья (сборник)

Сартра угораздило заявить, что он сожалеет, что премия Пастернаку была дана раньше, чем Шолохову, и что единственная литературная работа советского периода, которая удостоилась на то время Нобелевской премии, не только не публиковалась в самом Советском Союзе, но даже была запрещена к прочтению (сам факт запрета литературного произведения его явно не тревожил).

В ноябре Сартр написал Зониной, от которой уже давно не было писем, спрашивая, каково её мнение по поводу его отказа от Нобелевской премии. Но ответа он не получил, Зонина сама прибыла в Париж в декабре 1964 года. Зонина сообщила, что возмущена решением Сартра и его реверансами перед сталинистами. И, вообще, с какой стати Сартр решил, что Шолохов заслуживает Нобелевскую премию больше, чем Пастернак? Разве он не знает, что Шолохов был сталинский лакей? Она сообщила, что все диссиденты в СССР насмехаются над Сартром и его решением.

Книга Слова была посвящена Зониной и, быть может, именно поэтому её выпустили посетить Сартра. Не позволь КГБ ей поехать, начался бы шум, что женщине, которой посвящена нобелевская работа, не дают посетить писателя, посвятившего ей эту работу. Тем более что Зонина перевела Слова, и эта книга пользовалась огромным спросом в СССР (впрочем, как и все западные книги в России в то время). Зонина провела в Париже три недели.

Бовуар переехала к Сартру и отдала свою квартиру для Зониной.

Я тебя люблю ещё больше, —

писал Сартр Зониной на следующий день после её отъезда. (Интересно, каким мерилом он пользовался для измерения своей любви? А, знаю… всегда подручным прибором лжи-лести.)

Восемнадцатого марта 1965 года двадцативосьмилетняя Арлет стала официальной дочерью Сартра (которого в момент удочерения надо было бы посадить в тюрьму за кровосмешение). Таким образом, Сартр вручил Арлет юридические и моральные права, которые он никогда не давал ни одной женщине (включая и Бовуар). После его смерти Арлет стала весьма богатой женщиной, так как распоряжалась всем его литературным наследством и, следовательно, всеми деньгами за любое его использование.

Народ был ошеломлён решением Сартра – ведь в Словах он писал, что не существует хороших отцов (мощное обобщение на основе своего опыта с отчимом и личной нелюбви к детям). Все друзья Сартра были тоже неприятно поражены. Ванда, Мишель и Эвелин были во гневе. За несколько месяцев до этого события Сартр обсуждал его со своими женщинами и обещал каждой из них, что он не сделает этого шага без её одобрения. Ванда, узнав об этой новости, стала ломать мебель в своей квартире. Эвелин рыдала: «Ты не смел так поступать со мной». Мишель грозила самоубийством. Но обошлось – изменить уже ничего было невозможно.

В июле 1965 года Сартр и Бовуар снова двинули в СССР. В то время вся интеллигенция была возмущена процессом над Бродским. По просьбе Эренбурга Сартр впервые попытался вмешаться в советские дела – он написал письмо в Верховный Суд СССР с просьбой о помиловании Бродского. Но письмо было написано слишком подобострастно. Зонина в своём обязательном отчёте КГБ была более жёстка в своих выражениях:

Обвинения против Бродского настолько абсурдны и нелепы, что друзьям СССР, включая Сартра, становится трудно защищать нашу страну.

После месяца, проведённого с Зониной, Сартр путешествовал три недели с Арлет (ёб или не ёб? – вот в чём вопрос: его же так влекла идея инцеста), а затем две недели – с Вандой. (Как заботливый хозяин, Сартр выгуливал своих сучек регулярно и по очереди.)

А Бовуар поехала отдыхать со своей новой пассией Сильвией Ле Бон. Ситуация была с прежнего конвейера (устроилась охотиться на любовниц у своей интеллектуальной кормушки). В 1960 году семнадцатилетняя Сильвия написала Бовуар восторженное письмо. Они встретились, и пошло-поехало. Сильвия изучала философию, и Бовуар стала ей помогать – соблазнение длилось достаточно долго. Но летом в августе 1965 года они поехали на Корсику, и Сильвия назвала это путешествие «медовым месяцем».

Кстати и между прочим, у Сартра с Сильвией Ле Бон тоже была сексуальная связь – Бовуар сама подначивала её иметь любовников, а Сартр только этого и ждал.

Бовуар попала в автомобильную аварию, возвращаясь из итальянской поездки с Сартром (он уехал в Париж чуть раньше). Клод и Сартр бросились в Италию. К счастью, ранения были не опасны для жизни. Сартр оставался с Бовуар всё время и перевёз её в Париж. Бовуар была в постели три недели, и Сартр, Ланцман и Сильвия по очереди дежурили у её кровати. Квартира Бовуар была завалена цветами, и самое сложное было – избавляться от людей, которые хотели её посетить.