Аромат грязного белья

Но к Генри Миллеру, невзирая на эту надпись, шёл поток почитателей, знакомых и друзей, которому он в глубине души был рад.

Описывая его дом, Бренда Венус так говорит о спальне:

Я любила его спальню. Быть может, потому, что в ней происходило много замечательных разговоров, и в ней мы делились многими секретами.

Весьма странное использование спальни, в особенности если речь идёт о спальне Генри Миллера.

После первых встреч Бренда продолжает посылать ему свои профессионально изготовленные фотографии, всё более и более голые, но не ниже пупка, о чём горюет Миллер в одном из писем. Однако важнее всего то, что не только на фотографиях, но и в жизни он пока ещё не видел Бренду голенькой. Открытое желание Генри Миллера сблизиться невозможно было не заметить женщине. Вот что пишет об этом Бренда Венус:

Бывали дни, когда мне хотелось, чтобы он не говорил так много о моём теле и не делал вид, будто он теряет равновесие, чтобы прикоснуться к моей груди или бёдрам.

Ей не приходит в голову, что её неприступность заставляет унижаться Генри Миллера, вынуждая его прибегать к таким трюкам, чтобы всего лишь коснуться её тела. Уверенность в себе как в мужчине пошатнулась в Генри Миллере с преклонным возрастом. Поэтому он прибегал ко всяческим литературным и прочим ухищрениям, чтобы хоть как-то продолжать сближение с Брендой. В его эротических фантазиях, которыми он спешно делился с Брендой, она в прошлых жизнях была куртизанкой, храмовой проституткой, и секс – был её религией, которую она проповедовала.

После её жалоб на излишнюю прямоту в выражениях (а эта жалоба у женщины может появиться только тогда, когда она не хочет данного мужчину), Генри Миллер переходит на французский язык и описывает, как изощрённо он бы её ёб. Бренда это переводит, но делает вид, что это не призыв, а лишь намёк, а намёк можно не понять.

Она с неудовольствием замечает, что у Генри Миллера только секс на уме. Он же пытается ей объяснить, что вообще-то он думает о сексе далеко не всегда, но когда рядом с ним находится существо, являющееся воплощением секса, то ему ни о чём другом в присутствии этого существа думать не удаётся.

Чтобы добиться благосклонности Бренды, Миллер привычно льстит ей, забывая, быть может, искренне о Джун, Анаис Нин и о многих других его возлюбленных. Вот что он пылко изрекает Бренде:

…ты первая женщина, объединяющая в себе пиздусингеллектом.

Он прекрасно понимал, что мужчине для успеха нужно обязательно убедить женщину в том, что его интересует в ней не только пизда. Тем не менее эта лесть не помогала. В письме того периода есть подтверждающая этот прискорбный факт фраза:

Я схожу с ума, когда представляю, как должна выглядеть твоя пизда.

«Испытываешь ли ты похоть ко мне?» – отчаянно спрашивает Миллер Бренду. И, предчувствуя негативное положение вещей в этой области, Миллер подстраховывается:

У меня есть дурное предчувствие, что, если ты одаришь меня своей благосклонностью, я умру в твоих объятиях.

Вот что пишет Бренда, комментируя страсть Генри Миллера:

Ему представлялось, будто у меня нет любовников, раз я не занималась любовью с ним. Самолюбие Генри не позволяло ему допустить, что я могу обратиться за чем-то к кому-нибудь, кроме него, в том числе и за сексуальными услугами… Когда Генри спрашивал меня, как мне удаётся подавить своё половое чувство, я заверяла его: «Я много занимаюсь спортом, балетом и бегом». Он отвечал ухмылкой с лёгкой кривой усмешкой и этим удовлетворялся.

Из переписки же вовсе не следует, что Генри Миллер был подвержен этому заблуждению. Скорее всего, он великодушно или вынужденно давал ей право на ложь, освобождая её от необходимости прямого ответа, смысл которого был бы: «не дам, и всё». Бренда этим правом радостно пользовалась и выдумывала, что на секс у неё якобы не хватает сил и времени среди забот о карьере.

Чем дольше продолжалось невинное знакомство с Брендой, тем откровеннее Генри Миллер излагал ей, чего он хочет: