Аромат магии. Ветер в камне. Дилогия

Внезапно он вздрогнул. Рядом раздался слабый стон. Юржик с трудом — руки и ноги будто отказались повиноваться — встал и посмотрел вокруг. Нет! Это кошмар, кошмар, который послала проклятая книга!

Только ужасное зрелище не исчезло, как всегда, когда он пробуждался от морока. Девушка стонала, из ее распухших губ сочилась струйка крови. Глаза юноши безжалостно скользнули вдоль тела, как будто нарочно, чтобы зрелище навсегда отпечаталось в памяти. Белая кожа, синяки… и это сделал он.

Глубоко внутри он понимал, что не способен на такой чудовищный поступок. В это мгновение Юржика оставили последние иллюзии. Ветра не было — но не было и Эразма и его картинок. Были только он и… она.

Сил встать не осталось, и юноша подполз к сестре на коленях. Ее глаза были открыты. Сулерна смотрела вверх, как будто всматривалась во что-то. Юржика она не замечала.

— Сулерна, — прошептал он. Ему хотелось кричать, чтобы освободить ее — и себя — от кошмара, который не мог, не мог быть правдой.

В ответ раздался лишь стон. Девушка продолжала смотреть в пустоту. Она была такая худая, грудь — теперь исцарапанная и покрытая синяками — такая маленькая, едва ли больше, чем у девочки, которая только-только впервые ощутила дар луны. А ниже…

Юржик вскинул голову, как лесной волк, и взвыл, но никакой вой не мог избавить его от стыда и позора.

Как и Сулерна, не увидевшая прежде Юржика, он никого не заметил, пока резкий рывок за волосы не откинул его голову еще дальше назад.

Над ним навис человек, с лицом, настолько искаженным яростью, что юноша не вспомнил, как его зовут. Взметнулся серп. Юржик и не думал защищаться — ему не было оправданий. Он почти не заметил, как лезвие вспороло горло и горячим потоком хлынула кровь. Однако кроме безумной ругани палача он слышал что-то еще… призрачное дыхание… где-то… почти…

Ветер.

Эли отбросил труп от своей сестры.

— Сулерна, Сулерна! — закричал он слишком громко, слишком грубо, слишком яростно — и сам испугался, что криком сделает ей только хуже.

Девушка попробовала отползти, подняв руку в тщетной попытке защититься. Эли не смел коснуться ее — сейчас она, наверное, попытается бежать от любого мужчины, не важно, кто он и с чем пришел.

— Сулерна, — проговорил он, на сей раз почти шепотом, — это я, Эли. Я пришел помочь.

Она отпрянула еще дальше, страх не покидал ее. Сестру нужно срочно перенести в дан, ведь то, что произошло здесь, может положить начало… Нет, о таком лучше не думать. Но Эли не посмел притронуться к сестре. Он собрал ее одежду и накрыл наготу — хотя бы это Сулерна позволила сделать.

— Она… она… умерла? — раздался срывающийся от страха детский голос.

Эли совсем забыл про Жэклина. Мальчик с огромным кровоподтеком на голове подбежал к дяде, трясясь от ужаса.

— Нет, — ответил Эли.

— А Юржик, — мальчик подошел ближе, — он умер?

— Нет больше никакого Юржика, — в ярости ответил Эли. — Жэклин, приведи госпожу Ларларну, Этеру и старейшину.

Женщины сумели пробиться через стену ужаса и успокоить Сулерну; вскоре она позволила уложить себя на носилки и отнести в дан.

Эли со старейшиной остались на месте, к ним присоединились Раш и Ворс. Старейшина набросил на труп покрывало.

— Не будем оставлять его здесь. Тело могут найти, и тогда повелитель Тьмы обо всем узнает — коли ему еще не известно. Если он нападет на дан сейчас, то мы уже проиграли. Однако надежда умирает последней. Мы все время держались настороже, но злодею удалось выманить Сулерну. Уберем тело того, кого хозяин превратил в чудовище, с глаз долой и спрячем в подвале под домом госпожи Ларларны.

Детей отогнали прочь, чтобы не вертелись под ногами, и возле импровизированных носилок собрались все женщины дана. Сулерна наконец очнулась: она шепотом, одно за другим, произносила их имена. Глаза ее были закрыты. Казалось, несчастную окутала теплая, благодатная тьма.

— Сулерна?

Женщины, как одна, обернулись.

Хараска сидела на лежанке. Лицо ее уже не было перекошено, и, вставая, она оперлась на прежде безжизненную руку.

— Бабушка! — Этера, стоявшая ближе всех, первая бросилась ее поддержать. — Ты… ты поправилась!

Все смешалось: боль, страх, ужасное несчастье, которое постигло Сулерну, и чудесное исцеление бабушки.

— Нет! — Хараска замахала прежде неподвижной рукой. Она увидела, что мать Сулерны открывает дверцу буфета, где на верхней полке, в самой глубине, хранились ведомые одним женщинам снадобья.

— Нет! — властно повторила бабушка, накинув на плечи как плащ лоскутное покрывало. — Не надо черного питья!

Фата уже держала склянку в руках.

— Сулерну… — Она замолчала, не в силах выговорить следующее слово, потом все-таки сказала: — Изнасиловали. Несправедливо, чтобы ей пришлось носить плод надругательства, если у нас есть средство избавить ее от этого чудовищного бремени.

Госпожа Ларларна подошла к Хараске, и они взялись за руки, словно воительницы перед битвой.

— Есть причина. — Голос старухи звучал все слабее — усилие оказалось для нее чрезмерным. — Послание, которое я так и не смогла передать… Неужто вы не угадали, от кого оно?