Аромат обмана

— Ева, остановись. — Евгения вздрогнула. — Удивлена? Я буду называть тебя так. Твое имя для меня слишком длинно. Я думала, может быть, Женни? Потом поняла — это неточно. Ты на самом деле похожа на Еву. Я узнала у Марии, как по-русски будет имя, которое по-английски мы произносим «Ив». Я хитрая, да? — Она рассмеялась. — А Женни — она поморщилась, — так звали жену Карла Маркса. Перед поездкой сюда я гуляла по Хайгетскому кладбищу. Это в Лондоне, он там похоронен. Но Маркс мне не симпатичен, — она поморщилась, — никогда не любила мужчин с бородой. Они все себе на уме. — Айрин так скривилась, что Евгения расхохоталась. — Мы засели в песке, понимаю, — промурлыкала она. — Но наш идол, Лоуренс Аравийский, боготворил песок. Я думаю, он любил его за подвижность, изменчивость, обещание нового. Я размышляла над этим, потому что долго не могла понять, почему сестры-основательницы назначили его покровителем. — Она тихонько рассмеялась. — Я поняла — все дело в песке… — Она снова рассмеялась. — Давай поговорим о любви.

— О… чем? — Евгения убрала руки с поручня коляски.

— Можно вообще о любви. Можно — о твоей. — Айрин закинула голову, чтобы увидеть лицо девушки. — Я кое-что узнала об этом явлении за свою долгую жизнь. Должна сказать: у тебя все признаки заразной женской болезни.

Евгения вспыхнула. Она хорошо знала английский, но различать оттенки английского юмора непросто. Женская болезнь? Это намек? На что?

— Как я заметила? — продолжала Айрин. — Очень просто. Любовь изменяет сознание. Заболевая любовью, мы уходим в нее от обычных забот. От сильного жара сердца почти ничего не замечаем вокруг. Например, зыбучий песок, в который ты меня вкатила. Ха-ха-ха!

— Простите, Айрин, — пробормотала Евгения. — Я сейчас…

Она схватилась за поручни коляски, толкая ее что было сил. Но колеса все глубже зарывались в песок.

— Ничего, все в порядке. Мне нравится наше маленькое приключение. Оно позволяет говорить с тобой так, как я не разрешила бы себе на твердой почве. Итак, Ева, ты повезла меня по вашему утреннему маршруту, — улыбалась Айрин. — Я права?

Да откуда она знает? Внутри Евгении вспыхнул пожар. Огонь со скоростью пламени, пожирающего леса, поля, дома, поднимался откуда-то с самого низа живота вверх, к щекам, которые уже пылали.

— Вы видели меня, то есть нас, в окно? — догадалась она.

— Нет, дорогая, я сплю, когда вы гуляете. Просто я сама много раз ходила дорогами любви. — Айрин снова рассмеялась. — Если ты однажды прошла по одной из них и в конце получила удовольствие, — она умолкла на мгновение, — это занятие влечет тебя снова и снова.

Айрин резко повернулась. Поля шляпы надежно прикрывали ее лицо от солнца. Обычно оно беспощадно высвечивает каждую морщинку, открывая чужому взгляду даже едва наметившуюся. Но лицо Айрин оставалось в тени, и Евгения увидела другую женщину — втрое моложе и очень красивую!

— За нами наблюдают, — заметила Айрин.

— Где? Кто? — поспешно оглянулась Евгения, покраснев.

— Он на камне, дорогая. Вон там, — она грациозно подняла руку, тонкие браслеты в цвет золотого песка нежно зазвенели — рука дрожала от болезни. — Там…

Евгения посмотрела. Да, это он. Костя стоял на самом мысу, уходящем далеко в море.

— У меня сильная дальнозоркость, — прошептала Айрин, будто сообщала вселенскую тайну. — Я вижу без бинокля то, чего не видит никто. А у Костаса, или Кости, как ты называешь его по-русски, бинокль.

Сердце Евгении ухнуло вниз. Оно докатилось до самых бедер, от этого удара в них снова что-то вспыхнуло, взорвалось, отчего огонь, почти погасший, запылал с новой силой.

— Этот огонь полезен, — насмешливо заметила все видящая Айрин. — Нет-нет, я ничего не заметила в тебе, но я могу похвастаться. Кроме дальнозоркости я обладаю прекрасной эмоциональной памятью. — Айрин подняла руку, прошлась ею над сердцем, потом по животу и нырнула к бедрам. — Вот этот путь, верно?

Евгению знобило.

— То же самое происходило со мной шестьдесят семь лет назад. В Африке. Мой будущий муж стоял вот так же вдали, как этот молодой человек. Ах, как он сложен! О таких говорят банальности, вроде той, что он похож на греческого бога, — она усмехнулась. — Мой будущий муж стоял на скале и сквозь окуляры бинокля обозревал окрестности. Он работал кладоискателем, как я называла его занятие, или геологом, как называли остальные. Я жаждала, чтобы он увидел в окуляры меня.

— Вы хотели стать его кладом? Находкой? — наконец Евгения расслышала ее.

Айрин расхохоталась.

— Точно. Я стала ею. Итак, иди к нему, я посижу здесь. Потом вы отвезете меня обратно.

— Вы не будете скучать? — спросила Евгения.

— Нет. Я стану думать о вас. Я позволю себе самые разные фантазии… — Она подняла дрожащую руку и сделала неопределенный жест. — Я буду вспоминать…

Евгения откатила ее под пляжный зонтик, похожий на африканское бунгало своей тростниковой крышей. И побежала к Костасу.

— Привет! Старушка отпустила меня к тебе, — объяснила она.