Аромат розы

– Это очень распространенная ошибка подельщиков, потому что у них перед глазами не оригинал, а только его фотография. Вещица, которая имеется у вас, по-видимому, одна из итальянских подделок. Они были очень распространены в прошлом веке. А этот оригинал восходит к династии Минь, примерно 1500 год. Белый прозрачный фарфор с синей глазурью впервые начали изготавливать во времена династии Ян. Этот стиль достиг наивысшего расцвета в Миньский период, – говоря это, он с осторожностью, нежно касался вазы длинными пальцами.

Я пробормотала небрежно:

– Очень миленькая штучка.

– И очень ценная, – добавил он, аккуратно возвращая вазу на подставку. – Вы уже уходите? – он перевел свой змеиный взгляд на мама, давая понять, что это касается нас обеих.

– Мы как раз уже выходили, милорд, – поспешно подтвердила она.

Он не спросил нас о цели нашего визита, но его удивленно поднятые брови были достаточно красноречивы, и я решила рассказать ему об Обществе любителей книги.

– Вашу мама это не заинтересовало.

– Но мы не должны отпускать вас с пустыми руками, мисс…

Я подумала, что, возможно, его поднятые брови означают, что он не помнит, кто мы такие.

– Мисс Баррон, – произнес он наконец, узнав нас. – У нас много книг, которые никто не читает. Я прикажу отослать кое-что в Гернфильд, может быть, они вам понравятся.

Мы не пришли к ним с протянутой рукой просить милостыню, но мне так хотелось поскорее уйти, что я пробормотала «спасибо» и стремительно направилась к двери, мама вприпрыжку заторопилась следом.

Когда мы выходили, я слышала, как леди Уэйлин громко жаловалась;

– Я попросила прислать ко мне Ситона. У этой девчонки скверный характер.

Ситон снизошел и открыл перед нами дверь.

– Ее светлость хочет видеть вас, Ситон, – сказала я и вышла, стараясь держаться с достоинством.

– Какой ужас! – воскликнула мама, как только дверь за нами закрылась. – Никогда в жизни не встречала такого холодного приема. Поднос с чаем стоял прямо перед ее носом, а она даже не предложила нам чашечку. Что за манеры! (Я, откровенно говоря, никакого подноса не заметила).

– Ты так и не смогла подбросить бриллианты?

– Нет, лорд Уэйлин вошел слишком быстро. Он подумал, что я хочу украсть эту мерзкую старую вазу. Ты видела, как он посмотрел на меня?

– Все Уэйлины слишком задирают нос. Они так нас принимали, как будто мы прокаженные. Но хуже всего то, что завтра нам снова придется сюда вернуться.

– Ни за что! – перед моим мысленным взором снова предстала фигура лорда Уэйлина. Высокий, элегантный, широкоплечий, с блестящими, тщательно ухоженными волосами. Взгляд его серых глаз вызывал какое-то непонятное беспокойство. Гордый профиль, надменно поднятый подбородок, насмешливая улыбка на губах. При одном воспоминании о нем меня снова охватило чувство жгучего стыда.

– Никогда в жизни я больше не переступлю порог этого дома! Пусть меня лучше арестуют за укрытие краденого!

– Только этого нам не хватало! Ты должна пойти еще раз, Зоуи.

Глава 4

В этот вечер у мама был приступ ревматизма, и сильно (как нельзя кстати!) разболелись колени. Поэтому на следующее утро я отправилась в Парэм одна. Ровно в десять тридцать, как и вчера, я застала ее светлость дома. Нам оставалось только одно: или вернуть ожерелье, или запереть Стептоу в подвале, пока мы не придумаем какой-нибудь новый план. Он стал вести себя так вызывающе нагло, что нужно было действовать без промедления. Как только ожерелье будет возвращено в Парэм, мы выгоним его с треском. И пусть тогда кричит, что нашел бриллианты в Гернфильде. Все поверят нам, а не ему. Бродаган объявила, что готова стать лжесвидетельницей, Господь простит ей этот грех, но она больше не может жить под одной крышей с этим чванливым петухом.

Мы с мама надеялись, что когда бриллианты будут возвращены Уэйлинам, они не начнут судебное расследование, даже если Стептоу расскажет, что нашел ожерелье у нас. Леди Уэйлин слишком ленива и не станет таскаться по судам, а сам Уэйлин не захочет портить отношения с такой уважаемой старинной фамилией, как наша, потому что это может повредить его политической карьере. Лорд Уэйлин сдержал свое обещание и еще вчера прислал нам несколько старых пыльных книжек. Это были преимущественно трактаты таких «веселых» писателей, как Джон Донн и Анна Мур, несколько тоненьких томиков скверных стихов, написанных поэтами, имена которых я никогда не слыхала, и сильно потрепанный экземпляр «Памелы», взятый из публичной библиотеки. Книга была в таком состоянии, как будто баронесса переворачивала страницы зубами или разрешала поиграть с ней своему Бубби. Кстати сказать, многие книги в библиотеке находились в таком же плачевном состоянии. Судя по дате – 31 августа 1801 года – книгу нужно было вернуть пятнадцать лет назад. Вот это-то я и использовала как предлог для своего повторного визита. Я пришла, чтобы отдать библиотечную книгу, срок возврата которой давно истек, и которая попала к нам случайно среди книг из библиотеки Уэйлинов.