— Да как-то не до того было, — смущенно признался Эдриш, заканчивая застегивать пуговицы на рубашке. — Сумасшедшие сутки.
Что есть, то есть. А что будет дальше?
— Ладно, идем уже, — проворчала я, но даже не подумала выдергивать пальцы из его руки, когда он закончил одеваться и потянул меня к выходу. Ай, гулять так гулять! Все равно уже все, кто не дурак, догадываются. А я своего счастья стыдиться не приучена! И пусть только попробует не сдержать свои слова! Первая загрызу! — А то без нас все съедят.
— Эльфы-то? — скептично хмыкнул шеф.
— О, это неправильные эльфы, — зловеще произнесла я, раскрывая одну из самых великих тайн бытия. И затем совсем иначе — весело добавила: — К тому же там Анатоль, а он один всех эльфов стоит. И Мэнь, если еще не сбежал. Так что как бы нам не пришлось одними крошками довольствоваться.
— А вот с этими аргументами не поспорить, — расстроился шеф и уже на подходе к кухне, откуда доносились подозрительно веселые голоса, притянул меня к себе еще ближе, собственнически располагая руку на границе талии и бедра. — Всем доброго вечера и приятного аппетита. М-м-м, какие манящие запахи! Неужели и нам что-то осталось?
Не знаю, что больше удивило присутствующих: дружелюбный тон шефа или наше явление парой, но заминка длилась не дольше нескольких секунд. Когда стало ясно, что это не мираж и не бред, гости расслабились, поздоровались, а Элла, задорно сверкнув глазами в сторону Мэня, отметила:
— Нет, мы, конечно, порой бываем невыносимы, но куда чаще соблюдаем общепринятые нормы приличий. Хотя пироги обалденные — пальчики оближешь и ими закусишь. Шанни, ты работаешь не по профилю, говорю тебе как истинный ценитель вкусной еды. Айда к нам поваром?
— Спасибо, но мне и медиком хорошо, — отшутилась я, принимая из рук Эдриша кружку с чаем и один из последних кусочков ягодного пирога. Себе он взял порцию сразу после того, как убедился, что я села и мне больше ничего не надо.
И уж не знаю, какое запретное волшебство сегодня творилось на моей крохотной кухне, но мы так мило посидели, болтая обо всем и в то же время ни о чем, что, когда гости стали расходиться, выяснилось, что уже одиннадцатый час.
В холодильнике было пусто, как в первый день моего прилета, на столе — гора грязной посуды, в голове легкий туман от растерянности, но в душе — тепло и уютно, как в самые беспечные годы детства. Как же мне всего этого не хватало!
И даже Мэнь, уходя, шепнул, что вечер получился прекрасным, хотя я больше всего беспокоилась о его реакции — ведь приглашала-то его одного, а сидели такой разношерстной компанией.
Но вот и Анатоль уже ускакал в стационар, и мысли об отдыхе посещают меня все чаще, но никуда не уходит последний, самый сложный и опасный гость. Все стоит в дверном проеме, подпирая своей широкой спиной косяк, смотрит испытующе, точно чего-то ждет, но при этом молчит и лишь пристально следит за каждым моим движением и вздохом.
И куда подевались все мои принципы? Где мои хваленые стойкость и непоколебимость?
Ай, в бездну!
Права была бабуля, когда говаривала: «Правила для слабых, милая. Если они мешают тебе быть счастливой — напиши свои».
— Как думаешь, что мне сейчас лучше натворить, чтобы ты выполнил свою угрозу? — произнесла я с провокационной улыбкой, приблизившись к Эдришу и проведя пальцами по его груди. — Так хочется проверить, сдержишь ли ты свое слово…
— Прояви неслыханную дерзость и первая нарушь субординацию, — хрипло посоветовал шеф, увлекая меня из кухни в спальню. — А там разберемся.
ГЛАВА 19
И снова нет места смущению и раздумьям. Зачем? Подумать можно будет и позже, а смущение… Оно не для нас. В его глазах я прекрасна как никогда, а он для меня — идеален. Его нежные руки, его требовательные губы, его искренняя животная страсть — я таяла под его ласками, забирая себе его душу и тут же делясь своей. Пусть говорят, что это низко и непрофессионально — спать с собственным начальником, раз за разом дерзко нарушая субординацию, но… Я им отвечу одно — этой ночью мы не спали.
Сколько времени прошло с нашей первой встречи? Меньше недели! А мне уже кажется, что я знаю его всю жизнь и не смогу прожить ни дня. Без его восхищенных взглядов, без его требовательного, но удивительно ласкового зверя, без его умилительного сопения в ушко и неразборчивого бормотания под самое утро.
И пусть порой он бывает излишне груб и прямолинеен, но я знаю, что это не из-за душевного уродства, а лишь из-за неопытности. Военная профдеформация… Я прощу ему это. И не только это.
— И снова я в дизайнерском ожерелье от самого грозного из начальников, — ворчала я ранним утром, когда, случайно скосив взгляд вниз, увидела роскошь сияния «изумрудов», «сапфиров» и «аметистов». — Ты специально?
— Нет, — расстроился медвежоночек, но всего на несколько секунд. Виноватым взглядом внимательно изучил каждый след собственной страсти, скользнул ниже… И дыхание хайда потяжелело. — Хотя… такое тело грех не опечатать. Зато теперь все будут знать, чья ты женщина.