Аромат теней

Я колебалась: снова опасная почва.

– Из-за того, что произошло со мной?

Он мигнул, но выражение его лица не изменилось. Наверно, решил, что, если я могу говорить об этом так открыто, он тоже может.

– И потому, что я не могу спокойно жить, когда с людьми, которые не могут себя защитить, происходят ужасные вещи.

Я просто смотрела на него, решив молчать, пока он не ответит на мой вопрос.

Он снова пожал плечами, но теперь за этим движением скрывалась ярость.

– Что ты от меня ждешь, Джо? Да, то, что случилось с тобой, с нами, сказалось на мне. Изменило мой взгляд на мир. Да и как могло быть иначе?

Я обнаружила, что не могу взглянуть ему в глаза.

– Но как это может до сих пор действовать на тебя? Бен кружил вокруг этого вопроса, как тигр, подошел к нему с нового направления.

– А как же твоя карьера? Ты фотограф, который запечатляет истину, но остается в безопасности по другую сторону объектива. Никто и ничто тебя не трогает, верно?

Я сложила руки на груди. Это неправда. Мои снимки хороши и правдивы. Конечно, замечание Ксавье о том, что это не приносит деньги, почти справедливо, но все же мои фотографии известны своим четким, недрогнувшим изображением самых забытых улиц Лас-Вегаса. Делая снимок, я убираю неон, и то, что остается, еще более поразительно своей простотой. На лих улицах живут люди. На этих углах подростков заставляют заниматься проституцией. Здесь каждый день теряют гораздо больше, чем во всех сверкающих казино. И я хочу, чтобы люди это знали и думали об этом.

– Мы все становимся такими, как нужно для выживания, – сдержанно произнесла я.

– А кем стала ты, Джоанна? Воином? Суперженщиной, стремящейся к мести, которая не нуждается ни в чем и ни в ком?

«Странный набор слов», – подумала я, поджимая губы.

– Осуждаешь?

– Просто интересуюсь.

Но мы оба знали, что все не так просто.

– Я тоже изменилась, Бен, – заявила я, отказываясь от обороны. – Когда кто-нибудь протягивает мне руку, я не хватаюсь за нее. И всегда ищу кулак за спиной.

Мой взгляд автоматически перешел на сидящего у стойки бара одинокого мужчину.

– Большинство женщин так не думает.

– Да, и я завидую этим женщинам. Я даже смутно помню, каково быть одной из них. – Я откинулась на спинку и перевела дыхание, понимая, что мои слова звучат слишком горько для приближающегося двадцатипятилетия. – Но я им не только завидую, Бен, я боюсь за них. Особенно боюсь за тех, кто станет подобен мне.

Мы воспользовались появлением официанта с едой и вином как предлогом, чтобы не разговаривать, но когда снопа остались одни, Бен сказал:

– Подобной тебе нет, Джо.

Я покопалась вилкой в спагетти.

– И не пытайся со мной любезничать. Заставишь меня пуститься наутек.

Он улыбнулся, и я пожелала, чтобы он этого не делал. Чувствовала, что снова стою на краю пропасти. Вот-вот упаду. Мне захотелось оттолкнуть его и с криком выбежать из комнаты. Захотелось прижать его к себе, затащить в свою постель. Но с первым у меня было больше практики, поэтому я его оттолкнула.

– Я живу с постоянным ощущением насилия, Бен, – произнесла я, наворачивая спагетти на вилку. – Вечерами ложусь с ним спать и встаю с ним по утрам. И это никогда не изменится.

– Я знаю о насилии, Джо. На работе вижу его каждый день… – Он покачал головой, налил вина в наши бокалы и слегка отхлебнул. Глаза его потемнели. – Этого достаточно, чтобы заставить меня ходить по улицам, как ты.

Я отодвинулась.

– Но это…

Это не то, что я делаю.

– Неправильно? – закончил он за меня, приняв мое удивление за несогласие. – Почему? Чем это отличается от твоих прогулок? От поисков? Выслеживания?

– Я фотографирую. Просто смотрю. Я никогда… никогда ни до кого не дотрагиваюсь, – солгала я: дотронулась, однажды. Но если быть честной, он дотронулся до меня первым.

– Ты считаешь, я не должен так чувствовать из-за моего значка.

Это был не вопрос, а утверждение.

Его стремление защититься заинтересовало меня и дало возможность поговорить о другом.

– Значок дает тебе власть над людьми, доступ к ним. Возможно, я слишком чувствительна к тому, что один человек может распоряжаться другим, просто потому что так захочет, но мне это показалось слишком очевидным. Бен качал головой, ломая хлеб и окуная его в масло.

– Значок дает мне вторую пару глаз. И это хорошо, потому что мне приходится пропускать через глаза всю грязь города, и от этого можно сойти с ума. А так это можно вынести. Грязь ко мне не пристает.

«Тогда почему у тебя такой вид? – хотела я спросить его. – Откуда этот жесткий блеск в сузившихся глазах?»

Мне пришло в голову, что наше свидание такое же слепое, как с Аяксом. Я не знаю, кто такой Бен. Я знала мальчика, которого мучил отец, который испытал разочарование в матери, но что сделали с ним прошедшие десять лет? Чем он занимался все эти годы? Почему развелся? И когда приобрел татуировку, которую я заметила на его левом плече, когда он потянулся за хлебом?

И почему по прошествии стольких лет он меня пригласил?