— Быть может, вы выпьете со мной кофе? Где-нибудь на нейтральной территории?
— Нет… то есть, простите… Я не слишком хорошо себя чувствую и не хочу выходить.
— В таком случае не могли бы вы принести мне стакан холодной воды? Можно минеральной, но без газа.
Хлоя на ватных ногах прошла в кухню, посмотрела на Ирис невидящими глазами, налила воды и вернулась в коридор. Лакшми выпила воду маленькими глотками, вернула Хлое стакан и вдруг солнечно улыбнулась.
— Я буду очень краткой. В течение последнего, очень недолгого времени мой сын изменился. Он стал странным — для всех, кто знал его раньше. Вчера вечером, вернее, ночью, он вернулся домой в крайне взбаламученном состоянии. Видимо, страсти, бушевавшие в нем, были слишком сильны, и он мне все рассказал. О вас, Хлоя. Разумеется, он не знает, что я здесь.
— Вы можете быть совершенно спокойны, миссис Лэнгтон. Я больше никогда…
— Что вы, моя дорогая. Я не англичанка. У меня на родине не принято скрывать свои чувства или стесняться их проявления. Именно это мучило меня все эти годы в отношении Криса. Но я о другом. Вы первая женщина, Хлоя, которую Крис допустил в свое сердце. Прошу вас, не поступайте опрометчиво. До свидания.
И Лакшми Лэнгтон царственно кивнула, а затем выплыла из квартиры. Хлоя не могла пошевелиться. Она просто не понимала, что происходит.
Ирис робко выглянула из кухни.
— Хло… Я думаю, тебе не стоит сегодня выходить… Отдохни, приди в себя. Я поеду в офис, а к пяти буду дома. Сходим куда-нибудь. Или съездим к твоим. Идет?
— Что? Да, конечно. Пока, Ирис.
Ирис все с тем же ошарашенным видом вышла из квартиры, даже не спохватившись, что ее сумочка и ключи остались на столике в прихожей.
Хлоя ушла на кухню и села на стул. Она сидела очень прямо, сложив руки на коленях, а на ее губах блуждала безумная улыбка.
Звонок в дверь вывел ее из состояния ступора. Наверное, Ирис. Вспомнила про сумочку. Она нажала кнопку домофона и заранее отперла дверь, а сама вернулась в кухню. Почему-то ей казалось очень важным сидеть вот так, сложив руки на коленях, и смотреть в одну точку. Наверное, именно так медитируют мудрецы в жаркой, пряной стране, под бирюзовым небом которой родился Черный Принц…
Легкие шаги стремительно прошелестели по коридору, приблизились к кухне. Хлоя подняла голову.
В дверях стоял призрак Криса Лэнгтона. Бледное лицо казалось серым и безжизненным, огромные темные глаза больше не были ни зелеными, ни темно-серыми, как черная бирюза. Это были две бездонных пропасти, наполненные отчаянием. Жесткий рот был мучительно искривлен, а пальцы, вцепившиеся в притолоку, казалось, из последних сил поддерживают едва не падающее тело.
— Хлоя…
— Крис…
— Ты не вышла на работу.
— Я же уволена. Ты сам сказал о правилах.
— Ты этого хочешь? Хорошо. Ты уволена.
— Хорошо. Учти, с Ирис будут проблемы. Она вне себя.
— Это я переживу. Не переживу я другого.
— Чего же?
— Я люблю тебя.
— Что?!
— Я никогда и никому этого не говорил. И никогда не хотел этого говорить. Тебе я это говорю уже второй раз, и без всякого усилия.
— Но ты не…
— Я — да. Очень. Я люблю тебя, Хлоя. Тебе часто это говорили?
— Да… Нет… Они все равно не это имели в виду.
— А я — это. И я не знаю, что мне с этим делать. Ирис сказала, что я тебя ранил. Мама сказала, что я дурак. Я сам боюсь, что слишком стар для тебя…
— Почему бы тебе не спросить меня саму?
— Спрашиваю.
Случилось невероятное событие номер два. Крис Лэнгтон зажмурился и выпалил на одном дыхании:
— Ты выйдешь за меня замуж?
Хлоя-Горячая Штучка расправила плечи и встала прямо перед испуганным Черным Принцем.
— Только при одном условии.
— Каком?..
— Ты немедленно отвезешь меня к себе и займешься со мной любовью!
Теплая летняя ночь лила в окна серебряный лунный свет. В этом свете все очертания были четче, резче, контрастнее, и комната казалась какой-то нереальной.
Разбросанная по полу одежда. Смятая, словно взрывом разбросанная, постель. И странное существо на постели.
Они лежали, обнявшись так тесно, что их не могла бы разорвать никакая сила. Грудь к груди. Сердце к сердцу.
Кожа вплавилась в кожу. Кровь стала общей.
Дыхание — единым.
Мужчина смотрел, как расширяются зрачки женщины, как учащается ее дыхание, как расцветает на губах почти безумная и счастливая улыбка…
Они почти не двигались, в этом больше не было нужды. Их соединяло нечто большее, чем просто плотская близость.
— Я люблю тебя… — Я люблю тебя…