Ароматы кофе

Ему снилась Фикре: ее гибкое, полусогнутое, черное тело прямо над ним, ее ясные светлые глаза, прикованные к его глазам в момент, когда неописуемое наслаждение перетекает из паха в пах. «Скоро, — шепчет она своим певучим выговором. — Совсем скоро. Когда Бей покинет Харар». Отчасти сон уходит. Во тьме издевательски хохочет какое-то животное. В дальней деревне нескончаемая дробь барабанов биением нового сердца вторит пульсирующей плоти.

Жители деревни пьянеют, и их мысли тоже откликаются на зов пола. Молодые мужчины с жаром отплясывают танец убиения леопарда, но на самом деле своим танцем хотят зажечь женщин, которые в свой черед, изображая в танце великую женскую радость при виде принесенного в деревню убитого леопарда, на самом деле своим танцем подстрекают мужчин к действию.

Кику сидела в сторонке, смотрела. Считала, пусть лучше танцуют те, что помоложе, — раз твои груди теперь плюхаются туда-сюда, а не призывно волнуются, прыжки твои уже вряд ли кого привлекут. При том она и так знала, кто оставит свое копье перед ее хижиной в эту ночь. Байана давеча, чтобы видели все, принес ей пищу, этим напоминая всем, кто видел, что он спит с ней. Кику ничего против не имела, отчасти потому, что он был пылкий, хоть и несколько самодовольный любовник, но еще и потому, что спать с Байаной были у нее и свои причины.

В этот момент одна из причин подошла и присела рядом.

— Ты не танцуешь, — сказал Тахомен.

— Стара я танцевать, — бросила Кику небрежно.

По ее тону можно было понять, что это больше чем ответ на вопрос Тахомена. Собственно, ее слова направили разговор к самой сути их главного преткновения.

— Какая же ты старая! — фыркнул Тахомен. — Кто тебе такое сказал? Глупость это.

Ты мне это сказал,вертелось у нее на языке. Не словами, тем что взял себе второй женой Алайю.Кику перевела взгляд за костер, где среди других женщин танцевала и та. Гадина… груди у нее похожи на наливающиеся тыковки, и когда Алайа прыгала, они чуть колыхались.

— Хорошо танцует Алайа, — сказала Кику.

— Да, — мрачно кивнул Тахомен.

Он тоже прекрасно понимал, что мучает Кику. Ему хотелось сказать: Что ты с ума сходишь! Ну да, я взял себе другую жену. А почему нет? Взял, во-первых, потому, что я вождь — ты слыхала когда-нибудь, чтоб у вождя была всего одна жена? Притом я хочу иметь детей, а ты мне никого не родила.Но ничего этого Тахомен не сказал, потому что знал: Кику все это и без того известно. Он просто негромко заметил:

— Копье Байаны подолгу торчит перед твоей хижиной.

Кику прочертила на земле зигзаг.

— Это копье усердного труженика.

— Он очень умело владеет копьем. — Тахомен сделал еле заметную паузу. — Так он говорит.

Кику не хотелось, чтобы Тахомен думал, будто может загладить нанесенное ей оскорбление несколькими бойкими шутками в адрес ее любовника, потому скрыла улыбку, опустив взгляд к земле, на которой продолжала чертить знаки.

— Потому-то ты так занята, что недосуг зайти ко мне в хижину, — заметил Тахомен.

— Да и ты слишком занят, чтоб ко мне заглянуть.

— Даже если бы собрался, перед твоей хижиной торчит копье Байаны.

— При чем тут копье, ты и не пытался заглядывать.

— Откуда ты знаешь, что не пытался?

Потому что прислушиваюсь к тебе,хотела сказать Кику.

— Потому что, как видно, был слишком занят с Алайей.

— «Новая жена — что куст кофе, чем скорей соберешь урожай, тем лучше», — произнес Тахомен.

— Это так. — И все же Кику не удержалась, чтобы ответить ему другой поговоркой. — «У мужчины много жен, а у каждой жены много любовников».

Тахомен согласно кивнул. Как во многих их поговорках, в той, что сейчас напомнила Кику, подчеркивалась важность соблюдать саафу,то есть взаимный паритет.

— Учти, пословица все-таки начинается со слов: «У мужчины много жен…»

Поняв, что сама себя загнала в ловушку, Кику пошла на попятный:

— Ну, да. Кто же спорит, заводи себе сколько хочешь жен. Хоть троих. Хоть четверых! Сколько душе угодно!

Тахомен вздохнул:

— Если я взял в жены Алайю, это не значит, что стал меньше о тебе думать. Ты по-прежнему старшая жена.

— Что значит «по-прежнему»? Раньше я не была старшей женой. Я была единственной.

— Я хотел сказать, что отношение к тебе всегда будет почтительное.

Почтительное! Что мне с этой почтительности, думала Кику, если тебе нужны сиськи, и дети, и обожание? Что толку зваться старшей, если уже не те годы, чтобы рассчитывать на любовь?

Тахомен снова вздохнул:

— Может, когда Байана перенесет копье в другое место… тогда…

Некоторое время они сидели молча. Потом Тахомен сказал:

— И леопард этот…

— А что леопард?

— Думаешь, белые люди проделали такой долгий путь, чтоб мы помогли им убить леопарда?

Кику уклончиво пожала плечами.